Форрест Гамп

Зашел я за нашу хижену, пописал, но к шахматной доске возвращаца не стал, а вместо этого сперва юркнул внутрь и обьеснил Сью, что к чему. Затем подполз к хижене Грурка и шепотом позвал майора Фритч. Та вышла, я ее тоже ввел в курс дела — нужно, говорю, делать ноги, покуда нас не отварили и не обжарили.

Короче, мы сообща решили бежать. Грурк — он тоже за нами увязался, потому как влюбился в майора Фритч (уж не помню, как он это выказал). Короче, мы вчетвером по пластунски выбрались из деревни, доползли до берега и только собрались загрузица в туземную пирогу, как я, подняв глаза, увидал, что надо мной стоит Большой Сэм, а за ним — толпа его соплименников, и всех аж перекосило.

— Эх, дружище, — говорит Большой Сэм, — неужели ты возомнил, что способен перехитрить старого черта?

А я ему:

— Ой, да мы только хотели пирогу взять — прокатица по лунной дорожке, понимаешь?

— Ну-ну, — говорит: уж он-то все понимает.

Его конебалы нас скрутили и под вооруженной охраной приволокли назад в деревню. Котел на огне булькает, клокочет во всю, а нас привязали к вбитым в землю шестам — и ничего хорошего ждать уже не приходица.

— Да, дружище, — говорит Большой Сэм, — не повезло вам. Ну, утешайся хотя бы тем, что обеспечишь пропитание паре голодных ртов. Да, чуть не забыл: ты, без сомнения, лучший шахматист из тех, с кем сводила меня жизнь, а я, между прочим, в студенчестве три года выигрывал чемпионат Йеля. Что же касаеца вас, мадам, — так он к майору Фритч обращаеца, — сожалею, но вынужден прервать вашу интрижку с Грурком — сами понимаете.

— Нет, не понимаю, презренный дикарь, — отвечает ему майор Фритч. — Как ты смеешь? Постыдился бы!

— Думаю, вас с Грурком можно подать на одном блюде, — хмыкнул Большой Сэм, — темное мясо с белым… Я лично возьму себе ножку, а потом, вероятно, еще и грудку — для смака.

— Низкий, гнустный осел! — кричит ему майор Фритч.

— А хоть бы и так, — говорит Большой Сэм. — Кутить так кутить!

Туземцы эти отвязали нас от шестов и потащили к огню. Первым оторвали от земли бедолагу Сью, посколько Большой Сэм сказал, что из него получица «наваристый бульон», и уже собирались бросить в котел, как вдруг откуда ни возьмись прилетела стрела и впилась в одного из туземцев, державших Сью. Тот рухнул, а с верху его придавил Сью. Стрелы уже сыпались градом, и у костра началась паника.

— Это пигмеи! — заорал Большой Сэм. — К оружию! — И все ринулись за своими копьями и ножами.

А посколько у нас — ни у майора Фритч, ни у меня, ни у Сью с Грурком — копий и ножей не имелось, мы рванули к реке, да только ушли не далеко: и десяти шагов не сделали, как угодили под деревьями в какие-то силки и взмыли в верх кормашками в воздух.

Болтаемся, как летучие мыши, кровь к голове приливает, и тут выскакивает из зарослей какой-то коротышка и со смеху помирает, глядя на наши мучения. Из деревни доносяца дикие крики, но прошло не много времени — и все стихло. Пигмеи про нас не забыли, опустили на землю, связали по рукам, по ногам — и поволокли обратно в деревню.

Вот это было зрелище! Большого Сэма со всеми его соплименниками взяли в плен и тоже связали по рукам, по ногам. Делай с ними что хошь.

— Н-да, дружище, — говорит Большой Сэм, — похоже, аккурат вовремя к вам подмога пришла, точно?

Я киваю, а сам думаю: ничего себе подмога — из огня да в полымя.

— Слушай внимательно, — говорит Большой Сэм, — нашему племени, похоже, каюк, а у вас вроде бы есть шанс. Тебе нужно во что бы то ни стало вытащить губную гармошку и сыграть пару незатейливых мелодий — это может спасти вам жизнь. Старейшина пигмеев сам не свой до американской музыки.

— Спасибо, — говорю.

— Не за что, дружище.

Подняли его над бурлящим котлом — и вдруг я слышу:

— Конем — на слона три, потом слоном десять на короля семь — вот как я тебя сделал!

Тут раздался всплеск, и все обездвиженные соплименники Большого Сэма по новой затянули «була-була». А мы совсем скисли.

16

Сварив соплименников Большого Сэма и подсушив их головы, пигмеи привязали каждого из нас, как свинью, к двум длинным шестам и понесли в джунгли.

— Как думаешь, что они собираюца с нами сделать? — кричит мне майор Фритч.

— Понятия не имею, да мне уже пофигу, — отвечаю, не кривя душой — до того я устал от этих перепитий. Моему пределу тоже есть конец.

Вобщем, через пару дней доставили нас, как и следовало ожидать, в деревню на просеке в джунглях, где кучкой стояли махонькие хижены. Поттащили к центральной хижене: перед ней вся эта мелочь пузатая сгрудилась, а на высоком стульчике, вроде как на децком, восседает совсем уж мелкий беззубый старикашка с длинной седой бородой. По моим прикидкам — старейшина ихний.

Бросив нас на землю и развязав, стали мы отряхиваца, а старейшина залопотал на ихнем языке, слез со стула, подошел к Сью — и как двинет ему ногой по яйцам.

— За что? — спрашиваю у Грурка, который, пока жил с майором Фритч, наблатыкался по-нашему говорить.

— Он просто хотеть знать, кто эта обезьяна — мальчик или девочка, — обьесняет Грурк.

Казалось бы, можно и повежливей выеснить, но я уж помалкиваю.