Форрест Гамп

Тут начался сущий ад. Полицейские врезались в толпу, люди стали выкрикивать черт-те что, поплыл слезоточивый газ, и вдруг на меня набросилось человек пять-шесть копов и давай колошматить дубинками. На подмогу им ринулись другие, я опомница не успел, как на меня надели наручники, бросили в полицейский фургон и повезли в тюрягу.

Там продержали всю ночь, а утром вывели из камеры, и я прецтал перед судьей. Со мной такое уже бывало.

Кто-то, передав судье лист бумаги, стал втирать, что мне энкриминируеца «нападение с применением ордена в качестве опастного для жизни оружия, оказание сопротивления органам правопорядка» и что-то там еще.

— Мистер Гамп, — говорит судья, — понимаете ли вы, что своим орденом ранили в голову прецтавителя административно-вспомогательного персонала сената.

Я помалкиваю, но начинаю думать, что на сей раз основательно влип.

— Мистер Гамп, — гнет свое судья, — мне трудно понять, что связывает человека вашего уровня, доблесно отслужившего в Вооруженных силах, с горсткой отщипенцев, которые разбрасываюца своими наградами, но по решению суда вы направляетесь на принудительную психо-дрихическую икспертизу сроком на тридцать дней для установления причин вашей идиоцкой выходки.

Отвели меня в камеру, а вскоре повезли на автобусе в психо-дрихическую лечебнитцу Святой Елизаветы.

«Упекли» в конце концов.

12

Дурдом тут серьезный. Определили меня в палату к одному парню, Фред зовут, который уже год здесь отсидел. Он с ходу стал описывать, с какими психами мне придеца столкнуца. Один шестерых человек отравил. Другой мамашу свою зарубил мясницким топором. За остальными тоже всякие гнустности числяца: от убийств и изнасилований до объявления себя Наполеоном или Королем Испанским. В конце концов я спросил, а он-то сам за что сюда попал. Да я, говорит, и есть тот самый мясоруб, но якобо через неделю-другую на свободу выпустят.

На второй день вызывает меня к себе в кабинет мой психиатор, доктор Уолтон. Он оказался женщиной. Перво-наперво, говорит она, меня ждет маленький тэст, а затем кленический осмотр. Усадила меня за стол и показывает карточки с чернильными кляксами, а сама спрашивает, на что похожа каждая. Ну, я всякий раз отвечал «на кляксу», в итоге она вызверилась и велела разно образить ответы, пришлось что-то из головы придумывать. Потом выдала мне длинный вопросник: заполняй, мол. Когда я управился, она командует:

— Раздевайся.

Знаете, если не щитать одного-двух случаев, мое раздевание всегда влекет за собой неприятности, вот я и говорю, мол, не хотелось бы, а она делает себе пометку и не отстает: либо давай сам, либо санитары придут помогут. Вот такие пироги.

Решил я, что лучше уж самому, стою почти нагишом, а она проходит ко мне за ширму, оглядывает с головы до ног и тянет:

— Надо же, какой прекрасный образец мужественности!

Потом начала стукать меня по колену резиновым молоточком, как в универе было, и тыкать в разные места. Но нагибаца не требовала — и на том спасибо. Потом разрешила мне одеца и идти в палату. По дороге я оказался у застекленной двери, а за ней увидал ватагу мелких ребятишек: одни сидят, другие валяюца, кто корчица, кто слюни пускает, кто по полу барабанит кулаками. Я не много задержался, понаблюдал — и до чего же мне их жалко стало, вспомнилось, как сам я в школе-дурке прозебал.

Через пару дней снова вызывает меня доктор Уотсон. Прихожу в кабинет, там двое хлыщей сидят, врачами переодетые, и она их представляет: это сотрудники Нацианального института психического здоровья, доктор Дьюк и доктор Эрл. Их якобо очень заинтересовал мой случай.

Доктор Дьюк и доктор Эрл велят мне садица и начинают задавать вопросы — самые разные, а затем по очереди стукают меня молоточком по коленям. Доктор Дьюк такой:

— Вообрази, Форрест: мы получили результаты тэстов и поражены твоими показателями в разделе математики. Поэтому мы решили дать тебе дополнительные тэсты.

Достают листки, усаживают меня выполнять задания, причем куда трудней, нежели чем прежние, но сдаеца мне, я справился. Знать бы, что за этим последует, я б ошибок навалял.

— Форрест, — заводит доктор Эрл, — это феноменально. У тебя не мозг, а электронно-вычислительная машина. Думаю, тебе трудновато с ним ладить — потому ты и оказался в этом учреждении, но я ни с чем подобным в жизни не сталкивался.

— Согласитесь, Джордж, — подхватывает доктор Дьюк, — этот пациент — просто находка. Я довольно долго сотрудничал с НАСА и сейчас понимаю, что нам необходимо отправить его на обследование в Авиационно-космический центр Хьюстона. Там подыскивают как раз такую кандидатуру.

Доктора сверлят меня взглядами, кивают, повторно стучат молоточками мне по коленям, и я понимаю, что снова влип.

Отправили меня на старом, раздолбанном самолете в Хьюстон, штат Техас. В салоне оказались только мы двое — я и доктор Дьюк, и полет был бы прямо-таки отличный, если б не приковали меня цепями к креслу по рукам и ногам.