И когда все доперли, что дело — в швах, мне открылось, что такое китайская полундра. Толпа сиганула в воду, от другого берега отделились лодчонки, каждый, кто остался на берегу, рыдал, метался из стороны в сторону, хватался за голову, а я и говорю себе: какого черта — с берега же видно, где старик под воду ушел. Скинул я ботинки — и в реку, обогнал китайцев и подплыл к тому месту, где председатель утоп. Рядом лодки кружат, гребцы что-то высматривают, да только это гиблое дело, посколько вода в реке бурая, как помои.
Короче, нырнул я раза три-четыре и, конечно, наткнулся под водой на этого старикана. Вытащил его на поверхность, тут и китаезы подоспели, втянули своего председателя в лодку — и с глаз долой. Про меня не вспомнили даже, пришлось самому обратно выгребать.
Зато на берегу ко мне кинулись все зрители, которые скакали и плакали, но уже от радости, стали меня хлопать по спине, подхватили на руки и донесли до автобуса. Но стоило нам выехать на шоссе, как бросаеца ко мне мистер Уилкинс и говорит: безмозглый типо жирдяй, неужели неясно, что для Соединенных Штатов было бы как подарок, кабы этот сукин сын утонул, да только ты, Гамп, лишил нашу страну такого шанса!
Похоже, снова я облажался. Ну, не знаю. Я старался как лучше.
Турнир по пинпонгу подошел к концу, я уже потерял счет нашим победам и порожениям. Но что было дальше: вытащив из реки председателя Мао, из меня сделали чуть ли не народного героя китайцев.
— Гамп, — сказал мистер Уилкинс, — похоже, твой идиотизм обернулся благом. Мне сообщили, что китайский посол готов начать переговоры на предмет восстановления дипломатических отношений с нашей страной. Кроме того, китайцы собираюца устроить в твою честь грандиозный парад в центре Пекина, и я расщитываю, что ты будешь вести себя достойно.
Парад устроили через два дня, это надо было видеть. Улицы запрудило около миллиарда китайцев, и при моем прохождении все начинали махать и кланяца. Парад должен был завершица возле Гомыньдана, это типо китайский Капитолей, где председатель Мао собирался лично выразить мне благодарность.
Когда мы добрались до места, председатель, полностью обсохший, был уже там и встретил меня с распростертыми. К обеду накрыли огроменный стол, меня усадили рядом с самим председателем. За едой он повернулся ко мне и говорит:
— Я слышал, вы были во Вьетнаме. Позвольте спросить, что вы думаете об этой войне?
Переводчик мне это перевел, я не много подумал и решил: какого черта? Не хочешь услыхать чесный ответ — не спрашивай, и говорю:
— Я думаю, что война — это куча дерьма.
Переводчик обратно ему переводит, председатель Мао даже в лице изменился, смотрит на меня с любопыцтвом, но затем глаза вспыхивают огоньком, сам расплываеца в широкой улыбке, жмет мне руку и кивает, как китайский болванчик с башкой на пружинке. Нас, конечно, много фотографировали, а потом наше изображение обошло все американские газеты. Но я никому не признался, что же именно вызвало у председателя такую улыбку.
В день отъезда выходим мы из гостиницы, а на улице — скопище народу, все нас прославляют, оплодируют. Вгляделся я в толпу и вижу: стоит мамаша-китаянка с маленьким сынишкой на руках, а мальчуган у нее — реальный монголоидный идиот, глазки в кучку, язык высунул, слюни пускает, бормочет не весь что, как и положено даунам. Тут я не выдержал. Хотя мистер Уилкинс нас инкрустировал никогда не приближаца к китайцам без спросу, я ринулся вперед, нашарил в кармане два пинпонговских маячика, один вытащил, шариковой ручкой поставил на нем от себя крестик и протягиваю этому мелкому. Тот, конечно, первым делом рот разинул, но все быстро устаканилось, и он ручонкой ухватил меня за пальцы. А сам улыбаеца до ушей — и что я вижу: молодая мамаша еле слезы сдерживает, лопочет по-своему, и наш переводчик мне обьесняет, что мальчонка впервые в жизни улыбнулся. Наверно, я много чего мог бы поведать его матери, да только времени не было.
Короче, повернулся я, чтобы присоеденица к нашим, а мальчуган поиграца решил: бросил пинпонговский мячик и угодил прямо мне в затылок. Надо же было такому случица, что кто-то поймал этот момент в объектив, и, конечно, снимок тут же появился в газетах, при чем с такой подписью: «Юный китаец выражает ненависть к американским капиталистам».
Короче, мистер Уилкинс выскочил в перед, чтоб меня оттащить, и вскоре мы уже пошли на взлет. А перед посадкой в Вашингтоне он еще мне сказал:
— Тебе, Гамп, наверно, известен китайский обычай: кто спас жизнь китайцу, тот будет за него в ответе до конца своих дней.
А в самолете сел рядом со мной и гаденько так ухмыляеца. Тут нам сказали оставаца на местах и пристегнуть ремни без опастности. Смерил я взглядом своего соседа — и устроил мощнейшую газовую атаку. Треск был — как пулеметная очередь. Мистер Уилкинс глаза выпучил, раскудахтался, стал обмахиваца и попытался отстегнуть ремень.