Форрест Гамп

В нашей команде по пинпонгу отличные ребята, из семей разного остатка, но ко мне относяца по доброму. Да и китайцы тоже нормальные, вотличие от тех узкоглазых во Вьетнаме. Первое: одеты акуратно, сами чистые, вежливые. Второе: никто не пытаеца меня укокошить.

Госдеп приставил к нам спецально обученного человека, который обьесняет, как себя везти с китайцами, но из всех, с кем я тут познакомился, он единственный не добрый. А проще сказать, говнюк. Мистер Уилкинс — вот как его зовут, усики тонкие, всюду ходит с кейсом, вечно озабочен, хорошо ли у него ботинки надраены, не разошлись ли стрелки на брюках, свежая ли рубашка. Готов поспорить, он и на зад на свой по утрам глянец наводит.

Мистер Уилкинс меня совсем задолбал.

— Гамп, — говорит, — когда китаец тебе кланяеца, поклонись ему в ответ. Гамп, что за пятна у тебя на брюках? Гамп, за столом ведешь себя как свинья.

В последнем пункте, может, он и прав. Китаезы едят двумя палочками — много ли таким манером до рта донесешь, кой-что, бывает, и уронишь. Немудрено, что среди местных не видно толстяков. До сих пор не научились вилкой есть.

Короче, сыграли мы множество партий против китайцев, а у них, надо сказать, есть класные игроки. Но мы ведь тоже в этом деле собаку съели. Почти каждый вечер нас развлекают: то на ужин куда-нибудь свезут, то на концерт — музыку послушать. А однажды пригласили в ресторан «Утка по пекински», спускаюсь я в вестебюль, а мистер Уилкинс мне и говорит:

— Гамп, вернись к себе в номер и смени рубашку. В тебя как будто едой кидали.

Ведет меня к стойке, находит китайца, который по-нашему кумекает, и велит ему написать ероглифами «ресторан утка по пекински», чтоб я мог эту бумашку показать таксисту.

— Мы поедем в перед, — говорит мистер Уилкинс. — А ты предъявишь эту записку водителю, и он доставит тебя ко входу.

Побежал я к себе, переоделся. Возле гостиницы умудрился схватить такси, отъезжаем. Шарю по карманам — и сображаю, что записка осталась в той засаленной сорочке, а мы уже чуть ли не в центре города. Таксист постоянно оборачиваеца ко мне, что-то лопочет по ихнему — интересуеца, видимо, куда едем, я ему втолковываю: «утка по пекински, утка по пекински», а он плеснул руками и повез меня на эскурсию по городу.

Колесили мы не менее часа и, доложу я вам, доскопримечательностей насмотрелись от души. Наконец постукал я водилу пальцами по плечу, снова говорю «утка по пекински» и машу руками, как утка крыльями. Тут он прямо расцвел, закивал — и вперед. То и дело на меня оборачиваеца, а я знай крыльями хлопаю. Примерно через час остановился, гляжу я в окно — и вижу, что он за каким-то чертом привез меня в аэропорт!

Ну, время позднее, смеркаеца, а я не ужинал даже, в брюхе урчит, проезжаем какой-то ресторан, и я говорю таксисту, чтобы он меня тут высадил. Протягиваю ему пачку выданных нам местных денег, он часть мне вернул — и укатил.

Вошел я в ресторан — и словно на другой планете очутился. Подходит местная дамочка, смотрит как-то из подлобья и дает меню, а там одни ероглифы; не много поразмыслив, наобум ткнул пальцем в четыре названия, а может, в пять — решил, что хоть одно кушанье окажеца съедобным. На самом деле, все оказались довольно вкустными. Смёл я их подчистую, расплатился, вышел на улицу и думаю, в какой же стороне моя гостиница. Двинулся своим ходом, топал не менее часа — и дождался, что меня повязали.

Очнулся в тюряге. Здоровенный китаеза, который по нашему говорил, завел со мной беседу, начал сигареты предлагать — такие подходцы в старых фильмах показывают. Вызволили меня только на следущий день: в тюрьму приехал мистер Уилкинс, битый час убалтывал китайцев, и меня отпустили. А мистер Уилкинс как с цепи сорвался.

— Ты хоть понимаешь, Гамп, что тебя приняли за шпиона? Ты соображаешь, какие это может иметь послецтвия для наших инициатив? Ты совсем дебил?

Надо было ему обьеснить, что я просто идиот, ну да ладно. Короче, после того случая мистер Уилкинс купил на улице большой воздушный шар и за веревочку привязал мне к пуговице, чтобы меня «не опускать из виду». А по мимо этого, пришпилил мне на лацкан записку, в которой говорилось, кто я такой и где остановился. Так я и ходил как дурак.

Однажды загрузили нас в автобус и вывезли за город, на реку, где с торжественным видом уже стояло множество китайцев, по той, как мы узнали, причине, что там присутствовал самый главный китаец, председатель Мао.

Этот председатель Мао, толстяк, вылитый Буда, снял пижаму, оставшись в одних труселях, и нам обьевили, что, мол, председатель Мао в честь своего ебилея (у него как раз день-рожденье было, восемьдесят лет) самостоятельно переплывет реку, а мы станем отчевидцами эпохиального события.

Короче, председатель этот зашел в воду и поплыл, все начали фотографировать, китайцы вобще бились в икстазе. Доплыл он до середины, остановился, поднял руку и стал нам махать. Все замахали ему в ответ.

Но примерно через минуту он снова помахал, и все точно также.

Вскоре председатель Мао помахал в третий раз, и тут до народа стало доходить, что он не просто машет, он же тонет!