Ларион склонился над холмиком, погладил его и посмотрел на графа:
— Ляксандр Прокофьевич, здеся Архипушка твой. Может, мне отойти, чтоб не мешать вам?
Граф не сказал ни «да», ни «нет», только заметил:
— Грешно так говорить, но меня почему–то не тянет разговаривать с этой могилой!
Мариула украдкой наблюдала за его лицом. Она слышала оброненную незнакомцем фразу. «Нет, не в могиле дело, — подумала она. — Какие–то другие, противоречивые чувства терзают этого важного барина».
Отошедший Ларион тоже взирал на спину графа с немым удивлением. После сегодняшней откровенной беседы на кладбище он
чуждается, молчит, настороженно глядит на могилу, словно обидели его.
Неожиданно Александр Прокофьевич присел у холмика, левой рукой коснулся креста и опустил голову.
— Да вы всплакните, ваша милость, — неуверенно предложил Ларион. — Враз полегчат!
— Не мысли даже делать этого, — вдруг вмешалась Мариула, сама не ожидавшая от себя такой невыдержанности.
— Кто это? — хмуро посмотрел на нее граф.
— Это и есть Мариула, об которой я вам сказывал, — ответил казак, удивленно глядя на ведунью.
— Прогони ее, — раздраженно бросил Александр Прокофьевич. — Пусть не мешает мне побыть одному у могилы сына.
— Нет, такой грех я не возьму на душу! — испугался Ларион. — И вы не берите, Ляксандр Прокофьевич. Я ее знаю! Честная, богобоязненная старушка и Архипушке как мать была…
— Как мать? Это еще что? — возмутился граф.
Видя, что незнакомый господин не желает ее общества, Мариула обиженно поджала губы и не спеша пошагала к выходу.
Но охватившее душу ожесточение вдруг слетело, как от дуновения ветра. Граф посмотрел вслед уходящей женщине и, словно оправдываясь, тихо спросил:
— Ларион, а что она тут делала? Не нас ли поджидала?
— А вы ее об том сами пообспрошайте, — ответил тот. — Она не сбрешит. Я кликну ее, ежели хотите.
— Будь по–твоему, — согласился граф.
Ларион позвал Мариулу.
— Кто кличет? — спросила она, остановившись и обернувшись.
— Я это. Подойди–ка, Мариула, Ляксандр Прокофьевич хотит поболтать с тобой об Архипе, — ответил Санков.
— Иду! — промолвила ведунья. — Чего вам?
— Мариула! — промолвил граф сдавленным голосом. — Ты много пожила на этом свете, людей исцеляешь, сына моего от смерти спасла. Скажи мне, что знаешь о нем и его смерти?
— Господь свидетель, я всегда одну только правду говорю, — ответила Мариула. — Про жизнь Архипушки много чего ведаю, а вот о смерти его ничавошеньки не знаю!
— То есть как? — удивился Александр Прокофевич. — Ты хочешь сказать, что сын мой… Э–э–э… Что Архип жив?
— Да, — твердо ответила Мариула. — В могиле не Архипушка похоронен. А кто, одному Господу сее известно.
— Тогда ты почему утверждаешь, что не Архип?
— Сердце мое об том вещует!
— Только и всего? — разочарованно усмехнулся граф.
— И этого с лихвой хватит, — обиженно поджала губы Мариула, видя, что ей не верят.
— А про то, сын ли он мне или нет, что скажешь? — спросил, сам не зная почему, Александр Прокофьевич.
— Да, — твердо ответила ведунья.
— Опять сердце подсказало? — с иронией усмехнулся граф.
— Оно…
Ответив графу, Мариула отвернулась и пошла к выходу.
— Стой, ты куда? — крикнул ей вслед Александр Прокофьевич, не понимая, что своей недоверчивостью обидел старую женщину.
— Кака вам разница, — ответила она, не оборачиваясь. — Все одно более вам ничего не скажу!
Граф недоуменно посмотрел на тихо стоявшего рядом казака:
— Куда она? Верни ее, Ларион. О дочери я хотел еще спросить, о Машеньке.
— Уже все, — ответил Ларион. — С обидой на вас ушла Мариула–то… Теперь хоть что просите — не ответит. И в избу, на крыльцо не пустит!
— Так крепко я ее обидел? — побледнел Александр Прокофьевич.
— Не то слово, — еще больше огорчил его своим ответом Санков. — Такой вот, как сейчас, я Мариулу никогда не видел!
— Что же теперь делать? — смущенно пробормотал граф. — Я же не хотел ее обидеть!
— А вот этого я не ведаю, Ляксандр Прокофьевич. Теперь вам и впрямь лучше уехать. Я не слыхал, чтоб Мариула зла кому чинила, но и врагов ееных не знавал тоже.
— Ты хочешь сказать, что она может причинить мне вред?
— Не ручаюсь, но от обиды человек что хочешь сотворить мо- гет!
5
Ляля не знала, как встретит ее богатая дама, к которой они с Вайдой ехали на бричке, но в душе царила смутная тревога. Лишь острая нужда в деньгах заставила ее поддаться уговорам цыгана и ехать с ним.
И сердце билось учащенно, и какие–то смутные надежды разгорались в нем.
Ляля думала: как держаться при встрече с женщиной, которая пригласила ее к себе, а для чего, не сказала. А может, Вайда утаил от нее истинную цель визита? От этого подлеца можно ожидать всего, что угодно, включая ложь и предательство. Она уже не раз пожалела о том, что спасла Вайду от верной смерти. Вместо благодарности Вайда превратился в настоящего демона. Он не оставлял теперь Лялю без внимания ни на минуту.