Читаем Форпост в степи полностью

Что связывало их? Вайда был привязан к Ляле не только упорно отвергаемой ею любовью, но и явной немалой выгодой. Но кем он был для нее? Сообщником? Охранником? Бессовестным вымогателем или ее хозяином? Всего, вероятно, было понемногу. Ляля ненавидела его всем сердцем, презирала и боялась.

— Сделаешь все, что тебя попросят! — предупредил девушку Вайда, весело улыбаясь и погоняя кнутом резво скачущую лошадь.

Ляля промолчала. Но это не испортило хорошего настроения цыгана.

— Тебя там не сожрут! — выкрикнул Вайда, точно подслушав ее тревожные мысли. — Ни тебя, ни скулящего в твоем брюхе волчонка.

Ляля промолчала. Она уже привыкла к постоянным злым насмешкам Вайды над ее беременностью, а потому пропустила прозвучавшее оскорбление мимо ушей.

Они подъехали к шляпному салону в центре города. Их встретил вышедший из салона, одетый по европейской моде, но сильно похожий на азиата человек. Глядя на Вайду, он укоризненно покачал головой, после чего жестом пригласил их войти. Поднявшись по лестнице на второй этаж, они оказались в крохотном коридорчике. Здесь слуга попросил их подождать, а сам исчез за дверью, за которой размещались хозяйские покои.

Десять минут ожидания потянулись, как десять лет. Ляля поежилась и поправила на плечах платок. Ей вдруг сделалось так холодно,

словно она окунулась с головой в прорубь. А сердце… Ее горячее сердце едва не превратилось в кусочек льда. Ляля с трудом подавила в себе вдруг возникшее желание немедленно убежать из этого дома, так как Вайда все равно не позволил бы ей этого сделать. И она твердо решила повидаться с пригласившей ее дамой, а там время покажет, что делать…

Почти бесшумно открылась дверь. Появившийся в проеме слуга знаками пригласил войти. Из хозяйских покоев пахнуло таким леденящим холодом, что Ляля едва не задохнулась, как от свирепой снежной бури, заставшей ее одну, зимой, в дикой степи.

Встретившая их хозяйка обладала прекрасными манерами и внешностью. Одета она была безупречно. Ее наряд был великолепен, но не пышен; она носила драгоценности, невольно притягивавшие взоры, но словно не замечала этого их свойства. Видно было, что хозяйка умела украшать себя.

При всем внешнем великолепии встретившая их женщина излучала зло. К сожалению, кроме Ляли, никто не мог видеть и чувствовать это. Только она безошибочно разглядела всю сущность богатой дамы, прочтя ее, как открытую книгу.

Основной отрицательной чертой хозяйки дома, пожалуй, была бессердечность. Она вращалась среди людей, оказывала им какие–то услуги, но никто не замечал, насколько ей безразлично чужое счастье и благополучие. Ляля с внутренним содроганием видела, как много она могла была сделать, чтобы испортить или отравить жизнь всем живущим. Зло было ее сущностью, и, судя по всему, оно вполне удовлетворяло ее…

— Черная душа, — тихо проговорила Ляля, не зная, откуда у нее взялась смелость.

— Что? — переспросила женщина, сделав вид, что не расслышала оброненной цыганкой оскорбительной фразы.

— Я не могу сделать того, для чего вы меня пригласили, — так же смело ответила Ляля.

Она подняла голову, и чистый свет ее больших глаз проник хозяйке дома в душу.

— Откуда ты знаешь, для чего я тебя пригласила? — поморщившись, как от зубной боли, спросила она.

Вместо ответа Ляля посмотрела ей прямо в глаза и тихо сказала:

— Дай руку!

Женщина послушно исполнила прозвучавшую, как приказ, просьбу молодой цыганки.

Она хотела, но не могла сказать ни слова. Сердце ее кричало, да язык онемел!

Между тем Ляля внимательно изучила линии на ладони женщины и жестко бросила:

— Ты проклята. Жизнь твоя — ад кромешный! Все, кто окружают тебя, прокляты тоже! Поверь, тебя ожидает страшный конец. Такой страшный, что страшно подумать!

Ляля отпустила задрожавшую руку женщины и сделала шаг вперед. Та попятилась, оступилась и упала бы на пол, если бы ее вовремя не поддержали сильные руки подоспевшего слуги.

Лицо хозяйки дома представляло страшную картину. Оно побелело как полотно, красивые черты исказила гримаса смертельного ужаса.

— Тот, кого ты хотела приворожить, никогда не будет принадлежать тебе, так и знай!

Задыхаясь от охватившей ее ярости, Ляля топнула ногой и встретилась взглядом с целящимся в нее из пистолета слугой.

— Ты можешь меня убить, но знай, — сжала кулачки Ляля, — после моей смерти и ты через час подохнешь в ужасных муках!

— Заткнись, сука! — взвизгнул слуга и едва не выронил пистолет, попав под гипнотическое воздействие глаз цыганки.

Он испустил вопль, попятился и прижался спиной к стене. Подоспевшие служанки тоже увидели Лялю. Увидела ее и красивая девушка, которая, услышав шум, впорхнула в покои хозяйки из своей половины.

В первую минуту все они ощутили на себе давящую тяжесть той ненависти и злобы, которой был полон взгляд Ляли. Но как только рассеялось первое впечатление, все стало восприниматься совсем по–другому. Теперь всем казалось, что лицо цыганки выражает безумное отчаяние. Ляля стояла, крепко сжимая кулачки, а черные глаза горели яростью и отчаянием.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза