Fidem

Приор Герард усмехнулся. И Гримберт испытал некоторое удовлетворение, представив, как от этой усмешки врезанные в багровую плоть прелата штифты ерзают на своих местах.

– Я достаточно серьезен, чтобы приказать своим братьям уничтожить всякого гостя Грауштейна, который с закатом не сдаст снаряды в арсенал. Кроме того, ваши орудия и их казенники будут опечатаны монастырской печатью, чтобы уберечь вас от соблазна ими воспользоваться.

Гримберт почувствовал удушье, несмотря на то что датчики «Судьи» демонстрировали нормальное давление в кабине и соответствующий требованиям организма состав воздуха.

«Какой идиот! – выдохнул Гримберт в эфир, не в силах сдержаться. – Святые силы, какой идиот! Он что, не соображает, что запирает гусей вместе с лисами? Кто-то выпустил его. Здесь, в Грауштейне. Кто-то, имеющий над ним власть. А значит, это не конец. Это начало! Этот чертов идиот погубит и свой чертов монастырь, и всех нас!»

– Что?

«Вопящий Ангел» произнес это негромко, не шевельнув ни единым своим орудием, но Гримберт вдруг ощутил посреди груди зияющую рану, изливающуюся ледяной кровью и сукровицей.

Вслух. Ты произнес это не на защищенной радиочастоте, никчемный безмозглый дурак, ты произнес это во всеуслышание. Перед приором Герардом, его сворой и раубриттерской стаей. Вот что бывает, когда мозги, перегруженные постоянной нейрокоммутацией, медленно стухают, приходя в негодность. Они перестают замечать мелкие детали. Делаются небрежны. Начинают путать импульсы, руководящие телом, с импульсами, предназначенными для доспеха.

– Что вы сказали, сир… Кажется, вы именуете себя сиром Гризео?

«Вопящий Ангел» обратил на него свой взгляд. И пусть Гримберт не видел глаз приора Герарда, этих обрамленных гноящимся мясом провалов в его истончившимся хрупком черепе, он отчетливо ощущал этот взгляд, пронзающий «Серого Судью» точно мощное направленное гамма-излучение – деревянную бочку.

Думай, Паук. Думай, потому что последние секунды твоего существования, быть может, сейчас подходят к концу, отсчитываемые бесстрастным хронометром внутри головы «Вопящего Ангела».

– Я лишь сказал… – Гримберт кашлянул в микрофон. – Кхм. При всем уважении, господин приор, ваша попытка запереть проблему в монастыре вместе со всеми присутствующими кажется мне опрометчивой. Неразумной. Два случая подряд не могут быть ни совпадением, ни ошибкой. Болезнь поразила обоих именно здесь, а значит, ее корень должен находится здесь же, в Грауштейне.

– Болезнь? Вы сказали «болезнь», сир Гризео?

Гримберт дернул головой, с неудовольствием отметив, что «Серый Судья» вновь повторил его жест своим механическим телом. Чем дольше нейросвязь, тем тяжелее разъединять плоть и металл. Тем крепче их сплав и тем сложнее ему будет свыкнуться с мыслью об автономном существовании.

– Называйте ее как хотите. Амок, как еретики-даяки, или берсеркерганг, как вымершие кельты. Она превращает человека в опьяненного ненавистью безумца, не чувствующего ни боли, ни страха. Первой жертвой стал наш собрат, раубриттер. Второй – ваш брат, приор, монах-лазарит. Это значит, никто в этих стенах отныне не может ощущать себя в безопасности. Пытаясь законсервировать проблему в недрах Грауштейна, вы подвергаете всех нас риску.

«Серый Судья» был слишком примитивной машиной, чтобы иметь датчики обнаружения лазерного луча или прочие сложные устройства, предупреждающие об опасности. Но Гримберт каждой клеточкой своей съежившейся в груди души, точно пытавшейся повторить позу его тела, съежившегося в бронекапсуле, ощутил это излучение. Недоброе излучение «Вопящего Ангела».

– А вы, стало быть, врач? – невидимые зубы приора Герарда отчетливо задребезжали. – Может, под вашей невзрачной серой броней скрывается рыцарь-госпитальер, сведущий по части таких болезней? Может, вы готовы выдать мне еще порцию рекомендаций – о том, какие приказы мне отдавать в стенах собственного монастыря?

Пять секунд, подумал Гримберт. Может, шесть. Потом мортиры «Ангела» ударят в упор, сплющив несчастного «Судью» в ком исходящей дымом стали, размазав по серому камню.

– Не собирайте людей в одном месте. Запирая паломников в монастырских дормиториях, вы не спасаете их, напротив, вы запираете лис вместе с курицами, неужели не понятно? И следующий безумный бедняга, вообразивший себя ангелом смерти, соберет еще более обильную жатву, чем его предшественники!

– Вы думаете, мне стоит открыть ворота?

– Да! – выдохнул Гримберт. – Открыть чертовы ворота и позволить всем запертым здесь людям убраться восвояси. А еще – немедля известить капитул ордена о случившемся. Кроме того… Я бы рекомендовал всем вашим братьям немедля снять доспехи.

Кажется, кто-то из спутников приора хохотнул. Гримберт вполне мог понять его чувства. Ни один рыцарь в здравом уме, когда ему угрожает опасность, не снимет доспеха. Наоборот, предпочтет подобно ему самому закапсулироваться внутри, ограничив до минимума контакта с внешним миром. Предпочтет неумолимое истощение нейрокоммутационной пыткой.