Fidem

– Мы не имеем злого умысла, – произнес он в микрофон. – Более того, выражаем соболезнование вам и всему монастырю в связи со случившимся. Погибли люди и…

– Погибли люди! – отчеканил «Вопящий Ангел», мгновенно заглушив его. – Мы потеряли еще двух своих братьев и дюжину обсервантов! Четырнадцать душ отправились в райский чертог! Четырнадцать душ куда более благодетельных, чем ваша оборванная свора!

«Тринадцать, – холодно поправил его Ягеллон. – Души самоубийц не могут достичь небес, так что этот несчастный, пронзивший себя, уготован для другой судьбы…»

Хвала небесам, у него хватило сообразительности произнести это на короткой радиоволне, не сделав достоянием ушей изнывающего от злости приора.

«Приберегите эти размышления для другого случая, – бросил в ответ Гримберт на той же волне. – Поверьте, едва ли кого-нибудь из присутствующих заботит теологический аспект произошедшего!»

«Ржавый Жнец» шевельнулся на своем месте.

– Этот человек погиб так же, как сир Франц, – произнес Томаш, указав орудийным стволом в сторону распростертого тела. – Может, мы и свора нищих раубриттеров, ваше высокопреосвященство, да только глаза у нас как будто на месте, а мозги еще не разъело сифилисом! Ваш брат-лазарит впал в ярость, как и Бюхер, а затем разорвал в клочья прочих! Может, вы думаете, что это мы подговорили его? Или что он проигрался нам в карты и оттого впал в ярость?

«Вопящий Ангел» вновь зашипел. Но в этот раз это была не гидравлика и не система охлаждения, стравливающая лишнее давление. Этот звук издала раздутая некрозом глотка приора Герарда, заточенного внутри крепости из бронированной стали.

Забавно, подумал Гримберт, стараясь держаться в тени прочих раубриттеров, не привлекая к себе внимания. Мы с ним оба пленники своих доспехов. Наша плоть увечна, хоть и по разным причинам, мы оба беспомощны, если лишить нас доспеха. Но я вынужден терпеть такое положение, потому что не имею выбора, а для приора, узника веры, оно является естественным и желанным…

– Я редко согласен с сиром Томашем, – спокойно заметил Ягеллон. – Но в этот раз он, безусловно, прав. Только слепой не заметит, до чего похожи эти два случая. Вам не нравится то, что оба раза неподалеку оказываются раубриттеры? Вы имеете право подозревать нас, святой отец, но поймите и наше положение. Оба раза трагедия происходила здесь, в Грауштейне, более того, оба раза ее жертвами становились рыцари, наши собратья. Так что это нам пора задаться вопросом – что происходит в стенах вашего монастыря и по чьей воле?

Прозвучало жестко, даже дерзко. Гримберт мысленно кивнул его словам. Может, сир Ягеллон и корчил из себя святошу, но он был раубриттером, и, черт возьми, не самым паршивым из их пестрой стаи. А значит, привык внимательно относиться ко всем угрожающим ему ситуациям и обладать в меру трезвым мышлением.

– Хотел бы я сам знать, что происходит! – прогремел приор с высоты своего семиметрового роста, так, что кровли на окрестных домах негромко затрещали. – И будьте уверены, я узнаю! Пока же… Пока я объявляю монастырь Грауштейн не просто изолированным от внешнего мира, но и пребывающем в состоянии осады!

Гримберт стиснул зубы. На миг ему показалось, что серый камень Грауштейна негромко загудел, вторя словам приора. Точно медленно пробуждался к жизни, сбрасывая оцепенение веков, возвращаясь в те времена, когда поверхность Сарматского океана царапали своими килями боевые корабли пришельцев с севера.

– Это еще что значит, черт побери? – грубо осведомился Томаш. – Что еще за осада, извольте пояснить?

«Вопящий Ангел» опустил свою башню немногим ниже, точно кивая им, отчего зеленый крест лазаритов сделался похож на огромный прицельный маркер, заключивший в ловушку и «Серого Судью», и его спутников.

– Это значит, что все братья ордена переходят на боевое расписание и должны быть в любой миг готовы подняться по тревоге или моему сигналу. С этого момента я запрещаю им покидать свой доспех по какой бы то ни было причине. В ближайшее же время они получат на кодированной частоте Грауштейна расписания патрулей и караулов. Все прочие… Все прочие начиная с сегодняшнего дня обязаны находиться в отведенных им дормиториях и не покидать их с наступлением ночи. Это касается всех паломников и… прочих гостей монастыря.

«Домашний арест? – пробормотал Ягеллон недоуменно. – Он в самом деле намеревается запереть нас по клеткам?..»

– А еще я прошу всех господ раубриттеров разрядить орудия и сдать боекомплект в арсенал Грауштейна.

Благодаря воцарившейся тишине Гримберт расслышал, как спрятавшийся за его ногой Шварцрабэ тихонько присвистнул.

– Вот это да, старина, – пробормотал он так, чтоб его слышали только датчики «Судьи». – Ставки все выше, господа, и масть подошла интересная. Жаль, что нас до сих не известили, в какую игру мы играем…

– Что-о-о? – прогудел Томаш, едва не задохнувшись. – Что это вы такое говорите, приор? Вы хотите обезоружить нас? Заставить сдать снаряды? Вы это всерьез или это какая-то принятая у святош дурацкая шутка?