Fidem

Может, это «Керржес»? Может, перед своей смертью Шварцрабэ натравил на него свое чудовище?..

Нет. Глупость. Не может быть.

Переутомление. Просто сильнейшее нервное переутомление. Надо как можно скорее покинуть эту обитель серого камня и больше никогда не вспоминать о ней. Месть свершилась, свершилась так, как и должна была, если его что-то и гнетет, так это кислотные ожоги, оставленные его собственной совестью. Через какое-то время они зарубцуются и покроются нечувствительной коркой, а там…

Судьба… старая сука… карты в рукаве…

Он вдруг ощутил себя так, будто по его венам вместо крови потек жидкий азот. В горле еще продолжал трещать смех, а внутренности уже обожгло ослепительной истиной, распахнувшейся вдруг тысячей пастей с бритвенно-острыми зубами. Измочаленный в кашу мозг отчаянно пытался поспеть, но походил на барахлящий компьютер, захлебывающийся в каскадах неправильно составленных команд.

Судьба… Карты… Сука…

Арбория.

Это слово оказалось крохотным ключом, отпирающим ледяную бездну.

Ягеллон и Томаш внезапно перестали смеяться. Возможно… С мучительным, точно тишина перед разрывом снаряда опозданием Гримберт сообразил, что произнес последнее слово вслух.

– Арбория.

– Что?

– Похлебка по-арборийски, – тихо произнес он, ни на кого не глядя. – Неудачный штурм четыре года назад. Вы были там. Вы оба.

Башня «Жнеца» со скрипом повернулась, уставившись в его сторону.

– Что это вы такое несете, черт вас побери?

Должно быть, фильтрационная система «Серого Судьи» работала с перебоями – Гримберту показалось, что он набрал полную грудь ядовитых ртутных паров.

– Вы были в войске сенешаля. Среди прочих раубриттеров.

– Чего?

– «Не совершите ошибку, которую часто совершают неопытные шулера, господин прелат. Не садитесь играть в карты с судьбой. Судьба всегда играет как старая сука – вечно забывает карты в рукаве…» Эти слова я произнес на военном совете, когда мы стояли под Арборией. Тогда это показалось мне чертовски остроумным, и многие раубриттеры выли от смеха…

«Ржавый Жнец» и «Варахиил» едва заметно шевельнулись. Являющие собой полную противоположность друг другу, непохожие как в целом, так и в мелочах, на какой-то миг они показались Гримберту почти одинаковыми. Было что-то общее в том, как напряглись их механические тела.

Он услышал тяжелый гул – это тяжелые суставчатые ноги «Вопящего Ангела» развернули корпус лицом к «Серому Судье».

В хлюпающем голосе приора Герарда Гримберту послышалось что-то вроде благоговейного удивления.

– Гримберт? Маркграф Гримберт Туринский? Это вы? Это вы там, под этой броней?

* * *

«Серый Судья» попятился. Гримберт не отдавал ему команды, механическое чутье отреагировало само, уловив в его мыслях набор образов, превратившийся в скользящий по синапсам нейросигнал.

Приор Герард засмеялся. Это звучало жутко и выглядело жутко – многотонная громада «Ангела», похожая на исполинского краба, сотрясалась, скрипя суставами. Но это был не «Керржес». Гримберт ощутил это с непонятной ясностью. Это не «Керржес» заставил приора Герарда хохотать.

– Черт возьми! – Заклепки «Ангела» задребезжали от напряжения, точно какая-то чудовищная сила пыталась разорвать его изнутри. – Это вы внутри этой консервной банки? Великий Боже! Вы… вы… Это потрясающе! Это… Дьявол!.. Ох, дьявол!

Ты идиот, Паук. Берхард был прав. Твоя глупость погубит твои планы и в конце концов погубит тебя самого.

Ты только что выдал себя, сам того не заметив.

Отдал себя в руки злейшего врага.

Ты только что проиграл, Паук.

Ему захотелось потерять сознание. Рвануть нейроштифты из затылка, так, чтоб из глаз посыпались разноцветные трещащие искры, и провалиться глубоко в бесцветную бездну. Если повезет, он успеет сделать это, прежде чем «Вопящий Ангел» парой выстрелов разнесет его доспех, превратив в беспомощного заложника, заточенного в бронекапсуле…

– Маркграф Туринский. Гримберт. Паук, – гнилой рот приора Гримберта, казалось, ласкал эти слова, обсасывая, точно сладкие кости. – Как удивительно встретить вас здесь, так далеко от своих родовых владений. С каких пор вам стал немил Турин с его сладкими виноградниками? Что заставило отправиться в эти неблагодатные северные земли?

– Решил предпринять небольшое паломничество во имя спасения души, – с вызовом ответил Гримберт. – Но, кажется, я уже увидел все, что собирался.

– Мне отрадно, что вы посетили мой монастырь. Как вам понравилось чудо?

– Такое же зловонное, как вы сами.

– Паук… – это слово родило во рту приора лязг смыкающегося металла. – Все такой же самоуверенный и самовлюбленный, как прежде. Погрязший в гордыне грешник, лишившийся своей золотой брони. Досадно, что я лишен возможности заглянуть сейчас тебе в глаза. В последний раз, когда мы виделись, это было куда как проще – они лежали на блюде передо мной.