Fidem

«Вопящий Ангел» зарычал, исторгнув из вентиляционных решеток дымные язычки. Гримберт почти ощущал клокочущую в нем ярость. Ярость, которую господин приор каким-то образом еще был способен сдерживать.

– Сир… Химмельрейх… Будем пока называть вас так, покуда не узнаем истинного имени, – приор Герард перевел дыхание. – У вас есть, что сказать?

«Беспечный Бес» молча стоял, глядя на «Вопящего Ангела» тусклыми глазками сенсоров. Гримберт вдруг понял, почему последние несколько минут на вершине Южной башни ему мерещился какой-то новый непривычный звук. Это не ветер Сарматского океана впервые за сотни веков изменил тональность. Он ошибся. Звуки Грауштейна остались прежними, просто из них впервые за долгое время пропала одна составляющая. Слишком давно он не слышал голоса Шварцрабэ.

– Сир! – «Вопящий Ангел» из неподвижной статуи превратился в тяжело лязгающего исполина. – Немедленно покиньте свой доспех! Если вы желаете оправдаться, церковный трибунал даст вам таковую возможность позднее. Опустите орудия и покиньте доспех. Считаю до трех!

Шварцрабэ засмеялся. Это был негромкий звук, однако его было достаточно, чтоб Гримберт ощутил злую колючую дрожь в кончиках пальцев. Этот мерзавец смеется. Видимо, еще не подозревает, что его шутка зашла слишком далеко. Что ж, у него будет время посмеяться, когда за него возьмется инквизиция. У него будет очень много времени посмеяться…

– Покинуть доспех! Именем Святого престола! Я приказываю!

«Варахиил» и «Ржавый Жнец» тоже развернули в сторону «Беспечного Беса» свои орудия. Ему не уйти, с облегчением понял Гримберт. На вершине Южной башни было недостаточно места для маневра, а единственного снаряда, который имелся в распоряжении самозванца, не хватило бы для того, чтоб нанести кому-то из оппонентов хоть мало-мальски заметный урок.

Шварцрабэ продолжал смеяться. Гримберт ожидал, что тот сейчас переведет дух и воскликнет что-нибудь вроде «Какая потрясающая история!» или «Вот это да, клянусь своей требухой!» – однако Шварцрабэ ничего не говорил. Он смеялся, негромко всхлипывая, как смеется человек, который не в силах остановиться. Смеялся, как человек, услышавший чертовски хорошую шутку. Как…

– О дьявол… – пробормотал Гримберт. – Все в сторону!

Будь «Серый Судья» тяжелее на несколько тонн, он не успел бы уйти. «Беспечный Бес» устремился вперед с неожиданной для него скоростью, точно шел на таранный удар. Но это не было ни атакующим маневром, ни уклонением. Гримберт понял это, когда услышал хруст столетнего камня и увидел, как разлетается серым крошевом ограждение башни, смятое броней.

Кажется, какое-то время он еще слышал смех Шварцрабэ. Но это могло ему показаться.

«Беспечный Бес» ушел в воду беззвучно, свинцовые пласты Сарматского океана разошлись под ним, мгновенно поглотив и оставив на поверхности лишь колючий, похожий на разрыв снаряда, всплеск. И тот почти тут же пропал.

Несколько секунд прошли в тяжелой тишине – ни один из рыцарей не знал, чем ее заполнить.

– Может, повезет… – пробормотал Томаш. – Мерзавцам, говорят, часто везет. К тому же мины наверняка старые, могли и…

На поверхности океана оглушительно лопнул небольшой гейзер, подняв в воздух столб воды, рассыпавшийся в верхней точке мелкой, похожей на шрапнель водяной пылью. Кажется, в водяных брызгах можно было разглядеть бесформенные куски брони, но за это Гримберт не мог поручиться, недоставало разрешающей способности визора. Но что он видел очень отчетливо, так это пятно масла, растекшееся на поверхности вслед за этим и похожее на увеличенную во много раз чернильную кляксу. Кляксу вроде тех, что иногда по рассеянности оставляют на дорогой бумаге нерадивые писцы скриптория и которая невольно становится насмешливым в своей бесформенности окончанием чьей-то сложной и аккуратно выстроенной мысли.

Так всегда устроено в жизни, подумал Гримберт, глядя на последнюю отметину, которую Шварцрабэ суждено было оставить в мире, быстро растекающуюся по поверхности воды и переливающуюся маслянистой пленкой на солнце.

– Чертов хлыщ… – мрачно обронил Томаш, тоже наблюдавший за масляным пятном глазами «Жнеца». – Даже помереть не смог как следует.

* * *

– Он… – голос приора Герарда скрипнул, словно все стальные скобы и фиксаторы, удерживавшие на месте его челюсть, вдруг оказались проникнуты ржавчиной, – он…

Наверно, сейчас уместно было бы привести изречение какого-нибудь святого отца, выхолощенное и отдающее ладаном, но Гримберт ни одного из них не знал на память. С другой стороны, едва ли это пролило бы бальзам на покрытую зияющими язвами душу приора.

– Весьма изящный способ самоубийства, – произнес он вместо этого. – Покончил с собой тем единственным оружием, что у него оставалось. Будь я наделен большей фантазией, сказал бы, что это символично. Но, как по мне, он просто получил свое.

– Это ведь был «Керржес»? – неуверенно спросил Ягеллон.