После суетного утра день продолжается в ленивом, разнеженном темпе. Мы переместились к другим декорациям, в спальню Тони. Первая сцена, которую предстоит снимать, прямо предшествует прибытию письма Рудольфа. Тони в постели, улыбается во сне. Ей снится возлюбленный и вчерашняя романтическая встреча. Снаружи – яркое весеннее утро. Тони ворочается, просыпается, потягивается, выскакивает из постели, подбегает к окну и распахивает его, с наслаждением вдыхает аромат цветов и затягивает заглавную песню фильма.
Анита где-то за пределами площадки как раз ее репетирует, а Пфеффер аккомпанирует ей на фортепиано:
Анита резко прерывается:
– Черт, снова сфальшивила. Прости, дорогой. Давай еще раз.
Тем временем плотники с великим непочтением к Искусству работают молотками и зубилами, заканчивая подоконник в спальне. Джордж, романтик, мыча мелодию и мечтательно улыбаясь, пишет мелом на табличке. Он – ирландец, миловидный брюнет, полный невинного тщеславия. Заигрывает с Дороти, Джойс и даже статистками, которые ему приглянутся. Не сомневаюсь, его фантазии распространяются и на саму Аниту. Джойс он нравится; Дороти – не впечатляет.
– От парней в его возрасте больше неприятностей, – говорит она. – Мне нравится, когда мужчина опытный, если ты понимаешь, о чем я.
Джордж подходит к нам с Роджером и Тедди. Он широко улыбается и мычит песенку. Когда Анита доходит до рефрена, подхватывает, и получается нечто вроде дуэта на расстоянии:
Роджер с Тедди насмешливо хлопают. Джордж кланяется, беспечно принимая аплодисменты за чистую монету.
– Знаете, – признается он, простодушно улыбаясь, – мне нравится эта старина. Пронимает.
– Как сегодня Великий Любовник? – спрашивает его Тедди. – И кто та маленькая красотка, с которой ты ходил в кафетерий?
Джордж хихикает:
– Так, подруга.
– Она тебе во внучки годится, ты, старый развратник!
– В яслях больше не безопасно, – говорит Роджер. – Надо бы начистить семейный мушкетон. Кстати о птичках, Тедди, приятель, когда мы услышим свадебный перезвон?
Тедди заливается краской и становится серьезным. Его помолвка с девушкой из отдела искусств – предмет постоянных шуток на студии.
– Вообще-то, – мрачно сообщает Тедди, – мы с Мэри вчера об этом поговорили. Условились немного обождать. Хочу получить работу получше. Лет через пять…
– Пять лет! – искренне поражаюсь я. – Тедди, за пять лет может случиться что угодно. А вдруг война?
– Все равно, – невозмутимо отвечает Тедди, – парень должен быть в состоянии обеспечить жене достойный дом.
Вот такой он, наш Тедди. Запросто переждет пять лет, лишь бы Мэри согласилась. Он парень стойкий и верный. В сорок, в пятьдесят и в шестьдесят ничуть не изменится. Откладывает деньги и по субботам играет в регби. Раз в неделю они с Фредом Мюрреем ходят на бои без правил. Оба – заядлые фанаты, могут до хрипоты спорить о достоинствах своих фаворитов, Мясника Нормана и Золотого Ястреба.
Плотники по-прежнему работают над окном, а Бергманн внизу, в проекционной – на рабочем просмотре того, что наснимали вчера. Похоже, съемок нам ждать еще как минимум час. Я отправляюсь побродить и посмотреть, как там дела на других площадках.
На одной возводят крупные декорации нашего ресторана, для последней сцены фильма. Именно здесь, по пересмотренной версии сюжета от Четсворта, Тони свершит свою месть над Рудольфом, притворившись любовницей печально известного барона Гольдшранка. Барон, ее давний поклонник, довольно неохотно соглашается подыграть в спектакле. Тони эффектно выходит на верхнюю ступень лестницы, с бароном под руку, в сиянии одолженных алмазов. Рудольф, сидящий в зале, вскакивает и дает барону по зубам. Дуэль, на месте, сей же час – несмотря на смущение барона и объяснения Тони. Барон, как оскорбленная сторона, намерен стрелять первым, а Рудольф строит из себя героя, но тут вбегает граф Розанофф и, вклиниваясь между дуэлянтами, восклицает: «Лучше убейте меня, только не чините вреда его королевскому высочеству!» Ибо злобного дядюшку свергли, король обо всем знает и дает благословение, а Рудольфу открыта дорога домой в Бороданию с невестой, Тони.
Что-что, а музыка и правда хороша.