Февральский дождь

Нужно было срочно искать какой-то другой способ лечения. Ирина обзвонила своих знакомых в пущинских научных институтах. Ей подсказали: в Новосибирске есть врач по фамилии Хван. Он якобы изобрел эффективный препарат именно против рака печени.

Я немедленно связался с Хваном. Тот сказал: как раз осталась одна доза этого чудо-препарата. Мой университетский друг в Новосибирске переправил этот препарат самолетом в Москву. К этому времени стало окончательно ясно, что ленинское лечение было не только бесполезным, но и вредным. Сердце дочери было ослаблено до последнего предела.

Хирург сказал, что держать Женю в больнице больше не может. Я перевез дочь на ее съемную квартиру в Новокосино.

На другой день я купил цветы, развлекательные журналы и взял с собой диктофон. Решил записать разговор с Женей, сохранить на память ее голос. Дверь открыла Вера. Вместо того чтобы впустить меня, она вышла на лестничную площадку. Ее била нервная дрожь.

– Она не может спать. Я вхожу ночью в их комнату и вижу: Олег спит, а она – смотрит на него.

Бессонница – ее ужас, думал я. Она сознает, как ей мало осталось. Жизнь кончается раньше, чем наступает смерть. Ее бессонница – крик организма: не спи, я погибаю!

Вера плакала:

– Как я хочу, чтобы она продержалась хотя бы до весны. Пожила бы на даче, послушала птиц, погрелась на солнышке.

Я вспомнил, что перед операцией Ирина прощалась не с людьми, а с травой, деревьями, небом, птицами, солнцем. А когда поняла, что смертный приговор отсрочен, опять-таки возвращалась к солнцу, небу, птицам.

– Что делается, – слабо улыбнулась Женя. – Папка дарит цветы! К чему бы это? Помассируй мне спину. – тут же попросила она. – Люблю твои руки.

Я чувствовал, что у дочери совсем не стало талии. А когда она легла после массажа, заметил, как округлился ее живот. Она закашляла и не могла остановиться. Она зашлась в кашле и долго лежала после этого с закрытыми глазами.

Простонала:

– Господи, когда же это кончится?

Я включил диктофон, уверенный, что она не заметила.

– Мы с мамой помирились, – говорила Женя. – Мама забрала у ректора большую часть денег. Теперь я спокойна. А вот журналы ты зря принес. Я их больше не читаю: там все про жизнь… Ты решил записать мой голос?

Я растерялся, но вышел из положения.

– Это записи с молитвами.

– Папка не ври. Он у тебя включен. Я ж вижу огонёк. Ты решил записать мой голос. Ладно, я тебя понимаю.

Я сказал, что друг прислал мне из Новосибирска другое лекарство, вроде бы, стоящее. Женя приободрилась.

– Тогда нужна очень опытная медсестра. У меня сожжены все вены. Можно колоть только здесь.

Она показала на тыльную сторону ладони. Я хотел что-то сказать, но дочь движением руки остановила меня. Ей хотелось договорить, пока еще есть силы.

– Мы продолжим, папа. Ничего не изменилось. Я по-прежнему тебе верю. Боюсь только, что моя болезнь зашла слишком далеко. Но ты говоришь – держаться, и я держусь. И буду держаться до последнего. А что мне еще остается? Раскисать нельзя. Только у меня из головы не выходит: почему я не послушала Ирину Антоновну раньше – не успела родить ребенка?

Помолчав, Женя продолжала:

– Папа, я знаю о твоем разговоре с Олегом. Не суди его строго. Ему сейчас тяжело. Ему всегда было тяжело. Фактически он стал для младшего брата отцом. Поэтому и от армии уклонился. Боялся, что младший брат без него пропадет. А знаешь, почему он так относился к тебе? От ненависти к собственному отцу. В какой-то момент он увидел его в тебе. И уже ничего не мог с собой поделать. Сейчас он о тебе другого мнения. Хотя, конечно, какая-то неприязнь осталась. Но ведь и ты его не очень любишь.

Женя продолжала со слезами на глазах:

– Папка, тебе ведь тоже досталась не та женщина. И маме – не тот мужчина. Ну, давай уж хоть сейчас поговорим откровенно. Считай, что я перед тобой исповедуюсь. Ты считаешь маму сильной. Ну, как же – Стрелец. А она в отчаянии слабой бывала. Припоминала твои грехи. Беременная женщина не прощает невнимание к себе. Помнишь, ты уехал в Алма-Ату, встречать Новый год с друзьями. А она уже была беременна мной на третьем месяце. Она была в компании. Вышла вместе с другими смотреть фейерверк и сильно простыла. Я родилась желтушной… А если бы ты бы рядом, ты бы это предотвратил. А перед родами ты уехал в командировку. Маму встречали только ее сестры, родители. Такое тоже не забывается…

Здесь я прервал дочь. Мне надо было оправдаться.

– Женечка, в моей работе редактор – командир. А я в своей работе – солдат. Я не мог сказать редактору: извините, не могу выполнить задание, пошлите другого, у меня жена должна родить.

Дочь сказала мне тоном совсем взрослой женщины: