Февральский дождь

– Меня должны познакомить с одним врачом. Вы не поверите, его фамилия Ленин. Мистика…Этот Ленин изобрел как бы очень эффективный препарат. Называется «Противорак». Но он уехал и будет только через неделю.

Ирина вышла с закушенной губой. В палате держалась, а тут у нее сдали нервы.

– Я не ожидала, что все так плохо. Я не смогла сказать.

Ирина накрывала новогодний стол. На этот раз самый скромный. За окном стреляли петарды, слышались ликующие вопли. Куранты в телевизоре отсчитывали последние секунды уходящего года.

– Звони, – сказала Ирина. – Пора.

Я набрал номер, дождался соединения, услышал голос дочери и не смог ничего сказать, передал трубку Ирине.

– Здравствуй, деточка! – сказала Ирина. – Папка твой, если бы не я, был бы сейчас с тобой. Прости его, ладно?

Голос у дочери был слабый. Она закашлялась. Потом сказала:

– Ирина Антоновна, я вас очень люблю.

– Ты даже не представляешь, как мы тебя любим, доченька, – кусая губы, сказала Ирина.

– А где папка?

Я собрался с духом и взял трубку…

Мы сидели за праздничным столом. По телевизору выступал президент. Потом пошли «голубые огоньки». Все было, как всегда. Но в голову просилась мысль, что теперь каждый очередной новый год мы будем встречать, вспоминая этот. А значит праздник уже не будет тем праздником, каким был раньше.

Ирина видела Олега и теперь делилась впечатлением.

– Неужели он ничего не замечал? Температуру и похудание во время беременности – невозможно не заметить. Я уж думаю, может, он знал о ее отношениях с десятиклассником?

Я сказал, что это было бы уж слишком. Ирина согласилась, что она иногда бывает излишне подозрительной.

– Она не женой была в их семье, а добытчицей и кормилицей, а для его брата – матерью, – глотала слезы Ирина.

Она налила себе большую рюмку водки, выпила и села за фоно. Играла что-то торжественное и плакала. Я сказал, что мне надо покреститься. Ирина вспомнила, что настоятель местного храма – ее бывший ученик Крюков.

Шестого января мы купили белую сорочку и пошли в пущинскую церковь. Пол там был выложен бетонной плиткой. Отопительная система работала неважно. Изо рта шел пар. Отец Дионисий лет тридцати велел послушнику положить мне под ноги коврик. Я разделся и стоял, накинув на себя простынь. Ирина держала мою одежду в руках. Она забыла надеть платок, но вышла из положения. Накинула на голову шарф.

Иерей Деонисий читал молитву не меньше получаса. Но я почти не чувствовал холода и не слышал священника. Пришел в себя, когда на меня стали лить холодную воду.

Иерей вручил мне свидетельство о крещении с печатью местной православной религиозной организации Московской патриархии.

Я сказал, что  теперь мне нужно молиться, просить Бога о помощи. А я не знаю ни одной молитвы.

– Можно просить Господа своими словами, – сказал отец Деонисий. – А можно читать молитвы. Они в церковной лавке.

Ирина купила мне молитвенник и кассету с записями молитв.

– Будешь слушать в машине.

Зачем? Если можно молиться своими словами, то я занят этим постоянно. Что у меня на душе? Одна мольба.

Глава 54

Фонд «Здоровье народа» размещался в центре Москвы, в Газетном переулке. Мы (я, Ирина и Олег) поднялись на второй этаж. Миловидная девушка усадила нас в стильной приемной, предложила кофе. Спустя несколько минут вошли двое мужчин. Один Борис Семенович. Другой – Ленин, похожий на своего великого однофамильца обширной плешью. Интеллигентные лица, приятные манеры. Ну, а как иначе должны выглядеть медицинские шарлатаны?

– У вас есть патент на лечение? – спросил я.

Дурацкий вопрос.  Конечно, все у них есть. Борис Семенович показал ксерокопию патента. Меня перекосило. Такие ксивы можно напечатать хоть массовым тиражом.

– Из чего состоит ваш препарат?

– Ампициллин, йод, желчь… Другие компоненты, по понятным причинам, назвать не можем. Состав препарата – секрет нашего фонда.

Ну, конечно, а как же иначе?

– Сколько уже применяется препарат?

– Два года.

– А сколько пролечено больных?

– 44 человека.

– На какой стадии была у них болезнь?

– У кого как. В основном, на третьей и четвертой.

Я не стал спрашивать о результатах. Зачем, если все равно соврет.

– Недавно отправили на родину одного американца. Убрали ему метастазы, и он улетел для пересадки донорской печени, – не моргнув глазом сказал Ленин.

Я спросил, сколько стоит донорская печень. Оказалось, сто тысяч долларов. Но есть очередь. Не меньше месяца. Мы посовещались. У нас такого времени нет. Пусть начнут лечение, а мы будем искать другие варианты.

– У нас есть одно непременное условие, – сказал Ленин. – Вы должны вызвать у больной прилив оптимизма и терпения – наше лечение дает высокую температуру.

Вера ждала нас у входа в палату. У нее были воспаленные глаза, она часто моргала.

– Не спит, – сказала она. – Снотворное не действует. Поднялась, немного походила по коридору, но быстро устала. Снова боли. Я заказала – должны привезти трамал. Она что-то чувствует. Говорит: мамочка, я из этой больницы уже не выйду.