Февральский дождь

А у меня в тот вечер был аврал. Весь вечер валил снег. Я махал лопатой, а новоиспеченный майор сидел с Верой, потягивая армянский коньяк. В полночь Вера не выдержала, вышла во двор со второй лопатой. А что же брат? Брат продолжал вкушать и выпивать, не испытывая никакой неловкости.

Разобрав подарочки и попробовав сладости, киндеры Вити теперь могли преподнести подарочек мне. Внесли в гостиную, где все сидели, развернутый лист ватмана. Прикололи кнопками к стене. Мило захихикали.

– Там про тебя, – говорят мне чудные детки.

Подхожу к листу ватмана. Шаржи. Точнее, карикатуры. Я и такой, я и сякой. Гибрид Бармалея и Карабаса-Барабаса.

– Это вы всей семьей рисовали? – уточняю.

– Ага! – детки заливаются счастливым смехом.

Женя подошла, глянула, вспыхнула:

– Ну, вы, дядя Витя, даете! Мы ж у вас в гостях!

– А чего тут такого? – притворно рассмеялся брат.

– Чего дурковать-то? – пробормотала Женя.

Ирина не стала смотреть. Пошла на кухню помогать маме. Конечно, надо было проявить чувство юмора. Но меня чего-то замкнуло. Я сказал тихонько Вите:

– Эх, братец, морду бы тебе набить.

Витя набычился, изображая готовность к драке. Но вовремя передумал. Стасик мог его не поддержать. Стасик все еще возился со своим подарком. Он как бы не слышал, что происходит рядом. И карикатуры он не мог не видеть, потому как приехал раньше, и ему не могли не показать… Но не велел младшему брату убрать подальше.

Рядом был отец. Он сказал мне сквозь зубы:

– Совсем оборзел!

Обстановку разрядила Ирина. Появилась с блюдом пельменей. Можно было перейти к повестке дня. Мы все переживали за Стасика. Обозначили это словами утешения и сочувственным молчанием.

– Полиночке там хорошо, – вздохнул Стасик.

Полностью беду мамы со слухом импортный аппарат не устранял. Иногда создавал проблемы. Так случилось и на этот раз.

– Где там? – отреагировала мама.

– Мама, не верю! Не верю, что ты меня не слышишь. У тебя совершенно новая батарейка, – воскликнул Стасик.

Согласно одной из семейных легенд, в юности мама занималась с сестрами в драмкружке. Стало быть, как все несостоявшиеся артисты, поигрывала в жизни. Слуховой аппарат давал ей новые возможности. Теперь она могла, слыша все, что говорят, реагировать по своему выбору. В трудных для себя случаях, делать вид, что не слышит. Отец был безбожник, и со слухом у него был порядок. Но и он напрягся.

– Я тоже не понял. Хорошо там – это где? – осторожно спросил он.

– Душа ее смотрит на нас, – кратко пояснил Стасик. – Видит, что нам хорошо вместе. Вот и ей хорошо.

Сомневаюсь, что Стасик сам придумал эту теорию. Скорее всего, где-то услышал, и она ему понравилась. Но что-то не устроило в ней отца. Наверное, он тут же примерил эту теорию на себя. И захотелось ему подробностей. Стасик проигнорировал интерес отца к этой теме. Но тут меня черт дернул встрять. Я поинтересовался, чья это теория? Стасик заподозрил подковырку, помрачнел.

– Какая разница?

Витя скривился, будто съел что-то кислое. Галя вознесла очи к потолку и подавила то ли выдох, то ли вдох. Отец задумчивым жестом велел Вите налить еще. Он тоже не верил в способность души умершего человека витать над живущими, но решил вступиться за Стасика.

– Все умничаешь, – бросил он мне, опрокинув в рот чарку.

Отец искал слова побольнее, но не нашел. А он, когда не находил подходящих слов, выражался прямолинейно. Вместо того, чтобы закусить пельменем, громко сказал:

– Выбрался из грязи в князи.

Ну, вот, приехали. Никак не получалось выдержанного разговора. В ход пошли не аргументы, а оценки личности. Но в этом случае родитель как-то особенно хватил через край. Это даже ко всему равнодушная тетка Катерина почувствовала.

– Раньше собирались раз в месяц, а сейчас раз в полгода. Давайте уж так себя вести, чтобы хотелось чаще, а не реже общаться.

Отец присмирел. Полковница, старушка с характером, еще не составила завещание. Вполне могла отписать квартиру не Вите, а, предположим, детскому дому. С нее станет.

Но Стасик никак от Катерины не зависел. К тому же за ним оставалось несказанное слово.

Он шепнул мне на ухо сурово:

– Не боишься остаться один?

Это была неприкрытая угроза. Кровь ударила мне в голову.

– Ах, Стасик, как же ты меня напугал. Я сегодня не усну.

– Ну да, ты же по всей жизни особняк, – желчно реагировал Стасик. – Я понимаю, тебе Ириной море по колено. Но, знаешь, совсем обособиться от родных, это… Ой, не советовал бы я тебе, братан. Ой, не советовал бы.

– Стасик, – сказал я. – Чего грозить-то? Вы меня уже обособили.

Стасик предложил выйти покурить. Мы поднялись из-за стола. Нас проводили обеспокоенными взглядами. Мы спустились с четвертого этажа. Здесь, во дворе, брат предъявил мне обвинение.

– Когда ты прекратишь унижать Витьку? Почему не поможешь ему с работой? Если бы у меня была такая возможность, я бы помог.