Фауст

Ужель встревожен я людскими голосами?
Зашевелился гнев вновь в сердце у меня.
Вот существа! Стремятся быть богами,
Но вечно лишь похожи на себя.
Как много лет я мог бы жить в покое,
В покое том, что свойствен божествам!
Но все меня влекло желание другое —
Соделать доброе всем тем, кто лучше сам.
Но вот, когда увидел на исходе
Все, что свершил для них (что я легко узнал),
Все делалось, как будто по природе,
Как будто я советов не давал.

Фалеc

Ты, старец моря, все же мудр от века;
К тебе доверие, не прогоняй нас прочь!
Взгляни на пламя то, подобье человека:
Оно осуществит советы все точь-в-точь.

Нерей

Что за советы? Разве люди придавали
Когда значенье им? Все добрые слова
В глухих ушах обычно замирали.
А факты нам не то ль твердят всегда?
Срамятся люди часто чрезвычайно,
Но до сих пор — упрямство их удел,
И не изменится порода их случайно.
Ведь сколько раз Парису я ни пел,
Пока чужая женщина плетенья
Не создала ему сетями вожделенья,
Отважно он стоял на нашем берегу.
А я ему открыл, что духу моему
Во сне явилося пожара пламя злое;
Там страшный дым, там здания в огне,
Внизу убийства, смерть, то день, грозящий Трое;
Стихом поэта он запечатлен —
И строен он и так известен он!
Отчаянный смельчак слова счел за пустое,
Он лишь желал… И что же? Пала Троя,
Труп исполинский, после долгих мук,
Для Пиндовых орлов питательный продукт!
Иль не предсказывал я также Одиссею
Коварство, указавши на Цирцею,
Циклопов злых, медлительность его,
И легкомыслие всех бывших вкруг него,
И многое ему сказал еще другое,
Но было ль от того последствие какое?
И внял ли он тому, что я ему изрек?
Ведь пользы не было, покуда волны поздно
И, наказав его при этом очень грозно,
Не бросили его на Феанийский брег!

Фалеc

То мудрого, конечно, огорчает,
Но доброго с пути не отвлекает;
Стремится он добро еще раз испытать.
Крупицу благодарности воздать
Ему способно тем, что сразу перевесит
Неблагодарность всю, как там она ни весит.
По делу малого нам нужен твой совет:
Разумным хочет он родиться вновь на свет.

Нерей