Фауст

А было бы скорей достойно цели

Вас передать резцом, чем разных Гер

Да там Паллад каких-то и Венер.

Форкиады

Погружены в безмолвие ночное,

Об этом и не думали мы трое.

Мефистофель

Да как оно и быть могло бы? Свет

Не видит вас, о вас и слуху нет.

В таких местах вы лучше б водворились,

Где роскошь и искусство воцарились,

Где каждый день проворно, там и тут,

Из мрамора героев создают,

Где…

Форкиады

Замолчи! Ко славе вожделенья

В нас не буди! Что пользы, если б мы

Все это знали? Рождены средь тьмы,

Тьме родственны, среди уединенья

Живем мы, незнакомые другим,

Себе почти неведомы самим.

Мефистофель

Что ж, если так, тогда – скажу неложно -

Другим свой облик вверить было б можно.

У вас втроем один лишь зуб и глаз:

Взглянув мифологически на дело,

В двух сущность трех могли б вместить вы смело:

Нетрудно это было бы для вас;

А образ третьей мне вы одолжите

На краткий срок.

Одна из форкиад

Как, сестры? Дать иль нет?

Другие

Попробуем! Но только – наш совет -

Без глаза и без зуба.

Мефистофель

Вы лишите

Тогда свой лик прекраснейшей черты:

Не будет в нем строжайшей полноты!

Одна из форкиад

Зажмурь один свой глаз и, с этим вместе,

Ты выставь длинный клык свой, – и сейчас

Похожим в профиль станешь ты на нас,

Как будто брат родной наш.

Мефистофель

Много чести!

Пусть будет так!

Форкиады

Пусть так!

Мефистофель

(становясь в профиль похожим на форкиад)

Готов уж я,

Хаоса сын!

Форкиады

Хаосом знаменитым

Мы рождены.

Мефистофель

О стыд! Гермафродитом

Теперь, пожалуй, станут звать меня!

Форкиады

Смотреть на нашу троицу нам любо:

Теперь у нас два глаза и два зуба.

Мефистофель

От всех скрываясь, я пойду

Теперь пугать чертей в аду.

Скалистые бухты у Эгейского моря

Луна, остающаяся все время в зените.

Сирены

(лежат вокруг на утесах,

играют на флейтах и поют)

Если прежде, в полнолунье,

Фессалийские колдуньи

Для своей преступной цели

Призывать тебя умели -

То теперь с небесной арки,

Тихой ночью, свет свой яркий

Лей спокойно, месяц полный,

На трепещущие волны,

В блеске струй лучом играя,

Кротким светом озаряя

Весь поднявшийся из вод

Веселящийся народ!

Мы служить тебе желаем

И моленья воссылаем:

Будь к нам милости полна,

О красавица луна!

Нереиды и тритоны

(в виде морских чудовищ)

Громче песни распевайте,

Всюду в море вызывайте

Из глубин народ морской!

Мы от бурь на дно укрылись,

Ныне ж вышли – покорились

Звукам чудной песни той,

И, в порыве восхищенья,

Мы надели украшенья.

Диадемы, перлы, злато

И запястья – все богато.

То подарки нам от вас!

В бездну моря эти дива,

Духи нашего залива,

Ваш увлек волшебный глас.

Сирены

Рыбы ходят в синем море,

Наслаждаясь на просторе

Жизнью сладостной своей;

Вы решили нарядиться,

Мы ж хотели б убедиться

В том, что рыб вы поважней.

Нереиды и тритоны

Прежде чем предстать пред вами,

Это поняли мы сами!

Братья, сестры, в путь скорей!

Раз лишь нам проплыть довольно,

Чтоб сознались все невольно

В том, что рыб мы поважней.

Сирены

Вмиг все они исчезли! Всей толпою

Умчались к Самофракии стрелою!

Попутный ветер дует им туда.

Зачем? Тот остров занят был всегда

Кабирами, чудесными богами.

Себя те боги производят сами,

Самих себя не зная никогда.

В вышине – светла, ясна -

Стой, чудесная луна!

Пусть продлится ночи тень,

Не приходит яркий день!

Фалес

(на берегу, Гомункулу)

Пойти к Нерею, друг мой, надо нам.

Отсюда близко до его пещеры;

Одно лишь худо: страшно он упрям,

Брюзга ворчливый и суров без меры.

Седой старик, упрямою душой

Он ненавидит вечно род людской;

Но все ж ему грядущее открыто, -

Давно его тем имя знаменито,

И всеми в мире он за то почтен.

К тому ж добра немало сделал он.

Гомункул

Ну, постучимся все же, будем смелы;

Авось стекло и пламя будут целы.

Нерей

Кто это там? Людей ли слышу я?

Вмиг загорелась гневом грудь моя!

Всё с божеством хотят они сравняться,

А выше равных нет им сил подняться!

Давно покой божественный пора

Вкушать бы мне – но я желал добра,

Советовал, – и как кончалось это?

Как будто я и не давал совета!

Фалес

И всё же верят все тебе притом!

Не прогоняй нас, мудрый старец моря!

Совет твой примет с радостью, не споря,

Вот это пламя в образе людском.

Нерей

К чему совет? Он не достигнет цели:

В глухих ушах замрет благой совет;

Людскому своеволью меры нет,

Хотя б глупцы и много бед терпели.

Я, как отец Париса, увещал,

Чтоб он, в пылу любви, не похищал

Чужой жены; на берегу Эллады

Стоял он предо мною, горд и смел;

Я все предрек, что духом я прозрел:

Пожара дым, горящие громады

Дворцов, паденье балок, а внизу -

Убийства кровь и ужасов грозу,

День судный Трои, чрез поэтов лиру

И памятный и вечно страшный миру.

Что ж? К слову старца, как к игрушке, он

Отнесся, дерзкий! Рухнул Илион,

Пал исполинским трупом в прах могильный,

Для пиндовых орлов на пир обильный!

А Одиссей? Я все ему предрек:

Цирцеи плен, Циклопа злость в пещере,

И мешкотность его, и легковерье

Сопутников. Что ж пользы он извлек?

Он долго плавал, на волнах качался

И лишь случайно, через долгий срок,

К гостеприимным берегам примчался.

Фалес

Так. Это все обидно мудрецу;

Но ты ведь добр, вполне тебе к лицу

Еще хоть раз прибегнуть бы к попытке!