Фараон

– Высокочтимейшая царица Никотриса, – доложил неожиданно адъютант, – час назад приказала мне просить у тебя свидания.

– Сейчас? В полночь? – удивился фараон.

– Она сказала, что как раз в полночь ты проснешься.

Фараон подумал и ответил адъютанту, что будет ожидать царицу в золотом зале. Он полагал, что там никто не подслушает их разговора.

Он накинул на себя плащ, надел, не завязав, сандалии и велел ярко осветить зал. Потом вышел, приказав слугам не провожать его.

Мать он застал уже в зале в траурной одежде из грубого холста. Увидав, сын поднял ее и обнял.

– Разве случилось что-нибудь очень важное, матушка, что ты утруждаешь себя в такой час? – спросил он.

– Я не спала… молилась, – ответила она. – О сын мой! Твоя мудрость подсказала тебе, что дело важное. Я слышала божественный голос твоего отца…

– В самом деле?… – проговорил фараон, чувствуя, что в нем закипает ярость.

– Вечно живущий отец твой говорил мне с глубокой скорбью, что ты вступил на неверный путь. Ты отказываешься от посвящения в верховные жрецы и оскорбляешь слуг божьих… «Кто же останется с Рамсесом, – говорил твой божественный родитель, – если он вооружит против себя богов и если жрецы его покинут? Скажи… скажи ему, что он погубит Египет, себя и династию».

– Ого! Так вот чем они мне угрожают! – воскликнул фараон. – В первый же день царствования!.. Собака громче всего лает, когда сама боится. Матушка! Эти угрозы – плохое предзнаменование, но не для меня, а для жрецов!..

– Но ведь это говорил твой отец, – повторила с сокрушением мать.

– Вечно живущий отец мой, – ответил фараон, – и святой дед Аменхотеп, как чистые духи, знают мое сердце и видят плачевное состояние Египта. А так как я стремлюсь укрепить благосостояние страны, прекратив злоупотребления, то они не захотят помешать мне.

– Так ты не веришь, что дух отца дает тебе советы? – спросила мать, с ужасом взирая на сына.

– Не знаю, но у меня есть основание предполагать, что голоса духов, раздающиеся в разных углах нашего дворца, – какой-то фокус жрецов. Только жрецы могут бояться меня, но никак не боги и духи… Это не духи пугают нас, матушка.

Царица задумалась, слова сына явно произвели на нее впечатление. Она видела немало чудес в своей жизни, и некоторые ей самой казались подозрительными.

– В таком случае, мой сын, – сказала она, – ты не осторожен. Сегодня после полудня у меня был Херихор. Он очень недоволен свиданием с тобой. Он говорил, что ты хочешь отстранить жрецов от двора.

– А на что они мне? Разве для того, чтобы увеличивались расходы на мою кухню и погреб… Или для того, чтобы они подслушивали, что я говорю, и подсматривали, что я делаю?

– Вся страна возмутится, если жрецы объявят, что ты безбожник, – настаивала царица-мать.

– Страна уже волнуется… Но по вине жрецов, – ответил фараон. – Да и о благочестии египетского народа я начинаю составлять себе другое мнение. Если бы ты знала, матушка, сколько в Нижнем Египте ведется дел об оскорблении богов, а в Верхнем об ограблении умерших, ты бы убедилась, что для нашего народа дело жрецов уже перестало быть святым.

– Это влияние иностранцев, заполонивших Египет! – воскликнула царица. – Особенно финикиян…

– Не все ли равно, чье это влияние. Достаточно, что Египет уже не считает ни статуи, ни жрецов существами сверхъестественными… А если б ты, матушка, послушала, что говорит знать, офицеры, солдаты, ты бы поняла, что пришло время поставить власть фараона над властью жрецов, чтобы не рушился всякий порядок в этой стране.

– Ты владыка Египта, – вздохнула царица, – и мудрость твоя велика. Поступай же, как знаешь… Но действуй осторожно… Ох, осторожно!.. Скорпион, даже раздавленный, может ужалить опрометчивого победителя…

Мать и сын обнялись, и фараон вернулся в свою опочивальню. Но теперь он уже не мог заснуть. Он ясно видел, что между ним и жрецами началась борьба, или, вернее, нечто отвратительное, что не заслуживает даже названия борьбы и с чем он, полководец, не знал еще, как справиться.

Где тут враг? Против кого должна выступить его верная армия? Против жрецов, которые падают перед ним ниц? Или против звезд, которые говорят, что фараон еще не вступил на путь истины? С кем и с чем тут бороться?

Может быть, с этими голосами духов, раздающимися в сумерки? Или с родной матерью, которая в ужасе молит его, чтоб он не прогонял жрецов…

Фараон метался на своем ложе, чувствуя полную беспомощность. Но вдруг у него мелькнула мысль:

«Какое мне дело до врага, который подобен грязи, что расползается между пальцами?… Пусть грозят мне в пустых залах, пусть сердятся на мое неверие… Я буду повелевать, и кто посмеет не исполнять моих повелений, тот мой враг, и против того я обращу полицию, суд и армию».

Глава IV

Итак, фараон Мери-Амон-Рамсес XII, повелитель обоих миров, владыка вечности, дарующий жизнь и всяческую радость, скончался в месяце атир после тридцати четырех лет благополучного царствования.