— Интересная постановка вопроса, — пробормотал Уэллс. — Никогда об этом не думал.
— Дорогой профессор преувеличивает, — улыбнулась Лиза. — А тайна проста: никакой границы нет. На самом деле это одна наука.
— Одна? — повторил Уэллс и хмыкнул. — И как ее теперь называть?
— Все-таки скорее физика.
— Ага. А химия тогда — это что?
— Обширное практическое приложение к физике молекул. Когда молекулы велики, расчет весьма затруднителен. И тогда приходится брать в руки колбы и мензурки, сливать вместе всякую жижу и смотреть, что получится. Это мы и называем химией.
— Красиво. — Уэллс снова хмыкнул. — Только согласны ли с вами химики?
— Со временем согласятся. Впрочем, это не имеет значения. Пусть не соглашаются. Колбы не скоро отменят.
— Вот видите, — сказал Эйнштейн, — с первых же слов пошли парадоксы. Что-то будет дальше.
— Да, — сказал Уэллс. — С вами не соскучишься.
— А это наш Эрвин Шредингер. Слыхали про волновую функцию? Это он ее придумал, обыкновенный гений. Он тоже из Австрии, как и Лиза.
Худощавый брюнет в круглых очках скромно потупился и даже слегка закашлялся.
— Остальные парни, как я сказал, из Венгрии, точнее, из Седьмого округа Будапешта. И все, — Эйнштейн перешел на звенящий шепот, — решительно все — гении. Будем считать, что они этого не слышат. Это вот Янош фон Нейман, математик от бога. Это Ене Вигнер, физик, который верит в красоту и симметрию мира. Дени Габор — юный бог электронной оптики. Ну и наконец, мой юный друг и помощник Лео Силард.
Пухлощекий Лео очаровательно улыбнулся.
— Лео — вулкан изобретений, — продолжал Эйнштейн. — Я пытался за ним угнаться, но куда мне! А Лиза, кстати, успела в Вене взять несколько уроков у самого Больцмана. Вот такой народ.
Все представляемые важно кивали, но за этой напускной важностью легко читалась некая ирония. Было видно, что излишняя серьезность тут не в цене. Обстановка была непринужденной.
— Приятно оказаться в такой компании, — сказал Уэллс. — Но и я вам привез не кого-нибудь, а настоящую баронессу. И не откуда-нибудь, а из России.
— Вот это да! — сказал Эйнштейн.
— Баронесса Будберг, — произнес Уэллс, — прошу любить и жаловать.
Мура скромно улыбнулась и слегка наклонила голову.
— Как вы знаете, аристократов из России выставили, — продолжал Уэллс, — зато в Европе они стали встречаться чаще. Кстати, нам на радость. Поскольку, доложу вам, в основном это милые, прекрасные люди. Такая вот история.
— История выкидывает коленца, — сказал Эйнштейн. — Как ни печально, но мы к этому привыкаем.
— Надо учиться привыкать, — заметил Уэллс. — Ведь мы не знаем, что еще нам готовит эта жизнь.
— Вот именно, — сказал Эйнштейн. — Но давайте вернемся к теме, которую мы без вас уже начали обсуждать. Она презабавная. Представьте себе, изобретательный Лео попытался вставить в руки максвелловскому демону электрический фонарик.
— Максвелл? — переспросил Уэллс. — Великий Джеймс Клерк?
— Именно он, — сказал Эйнштейн.
— Ну и ну, — сказал Уэллс. — А знаете ли вы, что я видел его живьем? Да-да, когда меня, десятилетнего мальчика, привезли однажды в Кембридж.
— Невероятно, — сказал Эйнштейн.
— Прекрасно помню, день клонился к вечеру, а он вышел на прогулку — высокий, с каштановой ухоженной бородой, удивительно красивый. Меня подтолкнули в спину: гляди, это сам руководитель Кавендишской лаборатории. Это название уже тогда звучало магически. — И тут Уэллс заметил, что молодой Лео Силард смотрит на него взглядом, в котором смешались восторг и изумление. Встретить на улице Максвелла? Это как встретить Ньютона.
— Только хочу вам заметить, — ироническая улыбка тронула губы Уэллса, — в те времена электрических фонариков еще не было. Фарадей и Максвелл лишь расчищали почву для подобных поделок.
— Ха! В том-то и дело, — рассмеялся Эйнштейн. — Мой милый Лео, вам надо было вложить в руку демона не фонарик, а восковую свечку.
— Вы сказали демон? — Уэллс сдвинул брови. — Зачем ему свеча?
— Ну! — засмеялся Эйнштейн. — В полной тьме и демону нужен свет. Именно это Лео и пытается нам втолковать.
— Занятные у вас споры, — усмехнулся Уэллс.
— Это не просто шутки, — сказал Эйнштейн. — Максвелл в свое время придумал парадокс, который опрокинул всю термодинамику. Маленький демон, чертенок эдакий, сидит в баллоне с газом и сортирует молекулы по скоростям. Это означает, что баллон, который вы давно забросили где-то в сарае, может сам по себе нагреться с одного конца и оледенеть с другого. Физики растеряны до сей поры. А вот Лео, похоже, нашел решение.
— Неужели? — Уэллс выглядел заинтересованным.
— Пусть Лео сам расскажет. У него это лучше получится.
Все невольно посмотрели на любимого ученика Эйнштейна.
— Самое смешное, — сказал Силард, — что ученых не столько сам демон смущает, сколько его расторопность. Но они забыли, что в баллоне темно.
Баронесса Будберг внимательно смотрела на рассказчика.