Ф. В. Каржавин и его альбом «Виды старого Парижа»

С декабря 1756 года, по воле опекуна Каржавина, Эриссана, коллеж Лизьë был заменен на учебное заведение господина Савуре на улице Копо (rue Copeau, по названию одноименного холма), а через пять лет — на коллеж Бове на улице Сен-Жан-де-Бове (Saint-Jean-de-Beauvais, по названию церкви). Последние три года учебы Федор проживал в пансионе Вовилье. Покинув его в 1763 году, он находил приют то в доме астронома Ж.-Н. Делиля, то у русского посланника князя Д. А. Голицына на улице Сены (rue de Seine)[324], то у графа С. В. Салтыкова на Вандомской площади. Наконец, в мае 1764‐го вновь перебрался на левый берег, где поселился сначала у Терезы Божар («Therés Bogear») «в улице St. Andre des Arts»[325] (улица святого Андрея с ремеслами) в квартале Сен-Жермен, а затем в доме уже упоминавшейся Франсуазы Карбонье. Она жила на той самой улице «святого Степана Дегре» (Сент-Этьен-де-Гре), знакомой Каржавину с детства. Именно оттуда 1 мая 1765 года «в 5 часов пополуночи» он отправился на родину[326].

Имена людей, с которыми, так или иначе, ему приходилось соприкасаться в Париже, появляются на страницах альбома нечасто, хотя круг общения «русского парижанина» был достаточно широк и неоднороден, поскольку зачастую складывался в силу не зависящих от него обстоятельств. В этом смысле весьма показателен комментарий Каржавина к гравюре с изображением Вандомской площади (№ 8), где упомянуты сразу трое его соотечественников, проживавших в 1760‐е годы в Париже. Это русский посланник граф Сергей Васильевич Салтыков (1726–1784/5), священник посольской церкви Кирилл Флоринский (1727/1729–1795) и студент медицинского факультета Григорий Федорович Соболевский (1741–1807).

Аристократическая Вандомская площадь, созданная на рубеже XVII и XVIII столетий в честь Людовика XIV, — замечательный образец градостроительного искусства Жюля Ардуэн-Мансара, архитектора купольной базилики Св. Людовика при Доме Инвалидов. Он окружил площадь «великолепными», по определению Каржавина, однотипными домами в неоклассическом стиле с характерными слуховыми окнами. В одном из этих домов жил С. В. Салтыков, «и я жил у него по милости отца Кирила Флоринскаго», (№ 8) — записал Каржавин.

В практике кратковременного проживания «студентов миссии» в домах русских посланников нет ничего экстраординарного. Из письма Федора к отцу от 15/26 ноября 1763 года известно, что помимо него на тот момент у посланника проживало еще несколько человек[327]. Позже он уточнял, что «живет» на Вандомской площади «с 17 мая 1763 г.»[328], из чего можно сделать вывод, что в момент написания письма (весна 1764) он там еще оставался. Вряд ли пути студента миссии Каржавина и графа Салтыкова (бывшего фаворита великой княгини Екатерины Алексеевны) сколько-нибудь тесно пересекались. Хотя не исключено, что определенную роль в судьбе юноши хозяин роскошного особняка на Вандомской площади мог сыграть невольно, даже того не подозревая.

Недолгое пребывание Салтыкова в роли российского посланника в Париже, куда он был назначен в июле 1762‐го, но прибыл только в январе следующего года, нельзя назвать успешным. Фактически уже с февраля рескрипты из Коллегии в Париж посылались на имя поверенного в делах князя Д. А. Голицына[329]. В августе Салтыков, чью фигуру окружали скандалы[330], был отозван с назначением сначала в Регенсбург, затем в Дрезден (куда он так и не выехал); отъезд затянулся почти на год из‐за многочисленных долгов экс-посланника. Между тем слухи о его «похождениях» просачивались в парижскую прессу и доходили до Петербурга. Одновременно «плохие слухи» стали распространяться и о Федоре[331] — совпадение, скорее всего, случайное, но молодому человеку пришлось всерьез оправдываться перед отцом, жалуясь на происки своих недоброжелателей в Парижской миссии[332]. Гневные, «полные желчи» письма Василия Никитича с обвинениями сына в «мотовстве» до нас не дошли, и можно только догадываться о подлинной сути обвинений, которые ему предъявлялись. Но не могла ли скандальная репутация Салтыкова в Париже каким-то образом бросить тень на проживавшего в его доме студента миссии? — вопрос пока остается без ответа. Нам известно лишь, что весной 1763 года устройством жизни Каржавина, который закончил свое обучение и приступил к службе в канцелярии Парижской миссии, занимался его духовник, священник посольской церкви Кирилл Флоринский.