Ф. В. Каржавин и его альбом «Виды старого Парижа»

Ил. 26. Прощание Людовика XVI с семьей в Тампле в ночь на 20 января 1791 г.

Предположить, что это всего лишь фигура речи, аллюзия тех самых «перемен», которыми революция бесцеремонно врывалась в жизнь парижан, явно недостаточно. Стоит попробовать разобраться в сути этого высказывания в контексте процесса эмансипации французских евреев и законодательных инициатив новой власти.

Этот процесс начался задолго до революции и сопровождался накалом общественных страстей. Все попытки, предпринимаемые властью с 1789 по 1791 год, завершить его, предоставив евреям гражданские права, равные с остальным населением, вызывали бурные протесты. Содержание дебатов, происходивших по этому вопросу в Учредительном собрании, как и принимаемых в итоге законодательных актов, незамедлительно становилось достоянием парижской прессы, возбуждая всевозможные толки среди горожан.

Декреты о конфискации имущества и земельной собственности католической церкви (2 ноября 1789), о свободе иудейского богослужения (7 мая 1791) и, наконец, принятый после особо ожесточенных споров декрет, предоставлявший французским евреям равные со всеми гражданами права (28 сентября 1791), оказались звеньями одной цепи. Официальная регистрация запрещенных ранее синагог, начавшаяся в Париже и других городах весной 1791 года, происходила на фоне действия ноябрьского 1789‐го и последующих декретов о десакрализации христианских святынь. Это не могло не вызывать неприязни католиков, с тревогой наблюдавших, как еврейские общины после 400-летнего изгнания возвращались на улицу Розье (rue des Rosiers) в квартале Маре[305]. Клерикально-монархические круги, развернувшие в прессе борьбу за отмену декрета от 2 ноября 1789 года, старались играть на юдофобских настроениях населения, среди которого велась погромная агитация, сторонников равноправия называли «еврейскими агентами»[306]. На страницы парижской прессы различного толка попадали не только революционные декреты с нововведениями, но и циркулировавшие вокруг них слухи. Именно здесь, вероятно, и следует искать источник сведений о превращении (или угрозе превращения) бывшей иезуитской церкви в синагогу. Между тем территорию вокруг так называемой площади Сен-Поль парижане еще долго продолжали называть старым еврейским кварталом, а саму площадь — Еврейской[307].

По каким-то причинам судьба бывших иезуитских владений на улице Сент-Антуан была небезразлична Каржавину. Тот же самый сюжет, но с большими подробностями изложен им в уже неоднократно упоминавшейся рукописи «Жизнь С‐го Дионисия Ареопагита Апостола Франции». Здесь в одном из примечаний он сообщал, что «в 1790 году все онаго [иезуитского] монастыря строение назначено было в продажу», а хранившиеся в церкви королевские реликвии — сердца Людовика XIV и Людовика XV — поспешно «перенесены ночью без всяких обрядов» в монастырь Валь-де-Грас и помещены в монастырской церкви, которая была «назначена к тому самим Королем ныне сидящем на Французском престоле»[308]. Запись была сделана до низложения Людовика XVI (3 сентября 1791), однако торжественная церемония переноса королевских сердец уже была неуместна и иначе как тайно происходить не могла.

Нам пока не удалось найти документального подтверждения объявленной в 1790 году продажи бывших иезуитских владений. Если после конфискации (национализации) огромного монастырского имущества она и была объявлена, то, по всей видимости, не состоялась из‐за слишком большой стоимости имущества. Между тем известно, что резиденция изгнанных из Франции иезуитов (здание новициата и церковь Св. Людовика) с 1768 года находилась во владении монахов-августинцев конгрегации Св. Женевьевы (génovéfains), к которым она перешла за 400 000 ливров, уплаченных королем. В начале 1790 года привычный уклад новой обители женовефанцев, которая стала называться Сен-Луи-Сент-Катрин, каким-то образом еще сохранялся, насколько можно судить по декларациям о ее доходах и расходах[309]. Но позже, вероятно, после неудачной попытки продажи конфискованного имущества, церковь Св. Людовика была разграблена. Здание для послушников начали использовать сначала под склад для книг, принадлежавших уничтоженным в этом районе монастырям, а с 1797 года в нем разместилась Центральная школа, преобразованная в 1804‐м в лицей Карла Великого[310].

Вряд ли еврейская община имела ко всему этому сколько-нибудь реальное отношение, хотя в сознании обывателя вполне могла сложиться обратная картина. К сожалению, еврейские архивы квартала Маре не сохранились, во время оккупации Парижа 1940–1944 годов они были уничтожены. На чем было основано утверждение Каржавина о превращении церкви Св. Людовика в синагогу, остается загадкой, почти такой же, как и судьба королевских сердец, хранившихся в «Больших Езуитах». Недаром исследователи до сих пор занимаются развенчанием легенд, окружавших таинственную историю «cœurs des rois»[311].