Extensio

- Вы – нечто. Не знаю, разделенное на части и личности или нечто целое, не так важно. Возможно, вы находитесь в постоянной трансформации. Я даже не знаю, откуда вы появились – из неких информационных глубин или кошмаров, из других измерений или были выращены в какой-то информационной пробирке, все это не так уж и важно. Я даже готов предположить, что есть гении, куда более великие, чем Кэрол, создательница Extensio, в конце концов или даже в начале начал разве не безграничная гениальность могла породить все сущее, как бы мы ни называли актора этого действа или продукт им совершенный? В любом случае – вы есть. И вам нужна пища. И вы ползете по морскому дну, словно морские звезды, и пожираете все, до чего вам удается доползти. Но ваша беда в том, что вы не звезды. Вы – только здесь. В тонких слоях. В умозрительности. И вы хотите вырваться в реальность. И даже, возможно, близки к этому.

- Почему ты так решил?

Она странно повернула голову. Так, что ему послышалось щелканье позвонков.

- Вы убили Кэрол там... – он смотрел на нее не отрываясь. – Нащупали возможность материализации. Пока убого, но действенно. Воспользовались чем-то. Чем-то, придуманным той же Кэрол. Или попытались взять пробу ее материального тела... И убили ее. И вся эта материализация Extensio – не плод вашего благотворного воздействия, а использование гения Кэрол в ваших целях. Но вам мало этого. Вы почувствовали вкус реальности. Вы хотите туда. В реальный мир. Все, что у вас есть – некий генератор, который, я полагаю, что-то вроде вычислительной машины. Возможно вы сами – ее часть. Капли соленого всепожирающего океана. Вы – болезнь.

Он говорил, нес какую чушь и смотрел ей в глаза, улавливая – угадывает он или нет. Она молчала, хотя временами ему казалось, что он попадает. В такие мгновения в ее глазах вспыхивала ненависть.

- Я, конечно, набит всяким дерьмом, выдумками, соплями, - продолжал Джим. – Но я живой. И не потому, что в моей основе чья-то реальная ДНК, а просто потому, что я живой. Так же, как и Элфрик или Малин. Так же, как и все, кого мне пришлось встретить. Даже эти отвратительные людоеды.

- Так ведь и я живая, - прошептала она чуть слышно.

- Да, - согласился он. – Безусловно. Но ты часть чего-то запредельного. Часть ужаса. Подожди...

Он прищурился, вгляделся в нее.

- Неужели... Неужели это попытка к бегству? Неужели вы хотите оторваться от этого... Выйти из мертвого моря, чтобы не вернуться туда никогда? Или только ты? Только ты одна хочешь?

Она словно окаменела.

- Любой ценой... – он рассмеялся. – Уйти от всепоглощающего зла, став новым злом? Так это не делается.

- А как это делается? – спросила она.

- Ты спрашиваешь у пустышки, - заметил он. – Что у меня есть, кроме ощущений? Ничего. Я даже телом своим сейчас не владею. Но кое о чем могу догадываться. Ваша рекурсия это то, чем вы маскируете свое бегство. Конфирмация – по всей видимости – некое воздействие на все живое. Рекурсия – совокупность поголовной конфирмации. Я угадал? Что это?

Ему показалось, что за окнами поднялась стрельба.

- Это дает о себе знать все живое, - усмехнулась она. – Да, сторожевой дирижабль по вашей милости в ремонте, и окрестные бандиты опять взялись за свое. Пытаются урвать часть чужого блага. Собственно, как и все всюду и всегда. В материальном мире и в его отзвуках. Защищая одних, неминуемо уничтожаешь других. Такова реальность. Конфирмация – это определение судьбы. Только не говори, что это понуждение к ее выбору. Тогда получится, что всякое рождения – это насилие. Понуждение к жизни. Рекурсия – это доведение сущего до совершенства. Не до идеального, хотя здесь мне чудится, как сказал бы твой приятель гоблин – плеоназм, а до определенной ступени идеала. Но мы – не болезнь. Мы – это вы на следующей ступени.

- Странная лестница получается, - усмехнулся Джим. – Верхняя ступень пожирает нижнюю.

- И я женщина во всей ее полноте, - сказала она и поднялась с кресла, расстегивая рубашку.

- Женщины не очень любят это слово, - пробормотал Джим, не в силах отвести взгляда от обнаженного тела.

- Ты хочешь меня, - улыбнулась она.

- Не так, как тебе этого хотелось бы, - прошептал он, закрывая глаза и чувствуя, что руки тоже перестают ему подчиняться.

- Мне хватит и желания твоего тела, - сказала она, и он почувствовал ее запах и прикосновения ее сосков к лицу.

- Наверное, досадно, что ты не можешь довериться партнеру, - прошептал он и почувствовал, что и челюсти тоже перестают подчиняться ему, а в следующее мгновение понял, что она целует его.

- Издержки, - вздохнула она через минуту, сдергивая с него штаны. – Не всегда, занимаясь любовью, можно рассчитывать на любовь. Иногда приходится довольствоваться страстью. Кстати, никогда не отращивай усы. Они тебе совершенно не идут. К тому же они мешают осязанию.

- У кошачьих наоборот.

- Но ты же не кот.

И он почувствовал, что входит в нее. Точнее, она поглощает его.

- Почему ты открыл глаза? – спросила она, держась за его плечи, поднимаясь и опускаясь, цепляя его лицо сосками, обдавая его своим жаром и запахом.