Эва, дочь трактирщика

Тмерри и самого удивляло, чего это он так распереживался за Лэндвиков и разозлился на эту отдельную Лэндвик, но он по большей части объяснял себе это тем, что соседи же, помогали им с матерью когда-то, и надо бы уберечь их от всякого.

— Как знаешь, Ева, — ответил он и развернулся, чтобы уйти.

Но девушка вдруг сама его остановила и, схватив за плечо, развернула к себе. Вайд удивился, увидев, как быстро изменилось выражение ее лица: только что оно было крайне неприятным в своей уверенности, и вот уже испуганное, удивленное, а глазищи округлены.

— Как ты меня назвал? — глухо проговорила Ева.

— По имени, — ответил, ничего не понимая, Вайд.

— По какому имени? — она схватила его за плечи и жадно уставилась в его глаза.

— Ты в порядке? — нахмурился капитан.

— По какому имени, я спрашиваю! Повтори, что сказал!

— Ева, ты с ума сошла?

— Ева, — выдохнула она. — Ева… Покажи зубы!

— Чего? — Вайд отошел на шаг, но она вцепилась в него лишь крепче.

В голове девушки зашумело.

Имени «Ева» в Ренсе нет, только «Эва» и «Эванна». Да, можно и оговориться, резче произнести «э», но капитан только сейчас, именно сегодня оговорился так – и несколько раз. А ведь и его имя созвучно с именем Влада… Вайд-Влад… Ева-Эва… Может, это их параллельные жизни? Может, это о нем бабуля Блом сказала, что он всегда рядом?

Это было какое-то помутнение, и голова растрещалась как тогда на Спуске.

— Влад, — слабо проговорила девушка, ища другие черты на лице капитана, — это ты? Ты со мной? Ты здесь?

— Я с тобой, — ответил испуганный Тмерри и прижал к себе девушку.

Это успокоило Еву.

Шесс оказалась надежным стражником, так что Гриди не смогла подслушать, о чем так долго говорили наедине Вайд и Эва. Вслед за матерью на лестницу и Кисстен вышла, и, увидев, как Гриди смотрит на кошку, сказала тихонько:

— Идем, мам. Пусть говорят, не бойся. Это же Вайд.

— А что долго-то так? — тоже шепотом отозвалась Гриди.

— Секреты, — загадочно улыбнувшись, проговорила Кисстен: романтичная и верящая в лучшее, она сразу подумала о том, что разговаривают они о чувствах.

И девушка была довольна близка: Ева с капитаном и правда почти о чувствах заговорили. Когда наваждение схлынуло, и она осознала, что практически находится в объятьях Тмерри, то не почувствовала напряжения. Наоборот, это было неожиданно хорошо – почувствовать поддержку.

— Я что-то не то сказала, да? — шепотом спросила Ева, подняв на капитана еще немного затуманенный взгляд.

— Зубы просила показать и об имени своем спрашивала.

— Прости. На меня иногда находит. Наверное, это последствия травмы головы.

Два слова в середине фразы Вайд не понял, но фразу в общем – да.

— Значит, после нападения у тебя все еще болит голова?

— Не то что болит, но иногда накатывает, в ушах начинает звенеть, и я несу чушь. Прости, — повторилась Ева, но так и осталась стоять рядом с Тмерри. Да и он не спешил отпускать девушку.

— А настойки, которые лекарь посоветовал, пьешь?

— О, — Ева усмехнулась, — у меня собралась целая коллекция настоек, мазей и притираний. Лечусь всеми методами.

— А надо лечить еще что-то кроме головы?

— Шрамы же.

— А, — Вайд смутился и лишь тогда озаботился тем, что они почти обнимаются. Он подвел девушку к стулу, усадил на него и сам занял соседний стул. — Может, я могу чем-то помочь? У меня есть знакомый лекарь, очень толковый.

— Не нужно, я и сама уже нашла аптекаря, и его средства работают. Но все-таки мне еще нужно долго восстанавливаться, судя по всему.

Вайд кивнул. Любая бы на месте Евы хотела избавиться от шрамов, но ему казалось раньше, что не так уж они и интересуют ее, как и привлекательность в целом. Была опрятна – да, но всегда старалась казаться невидимой. А тут за себя взялась, стала носить красивые платья и делать прически, лицо изменила, так что на нем расцвели краски.

— Ты очень похорошела, — сказал Тмерри, — хотя всегда была симпатичной, просто пряталась.

— Да… в храме неважен облик, а в миру тебя судят по одежке и прическе. Вот я и решила, что пора бы уже начать жить и заботиться о себе. Кстати, ты тоже хорошо выглядишь сегодня. И пахнешь чистотой. Приятно, что последовал моему совету почаще мыться.

Вайд усмехнулся, потер переносицу и протянул:

— Эва…

Ева вздохнула: все правильно, она снова «Эва», а значит, и не называл он ее по настоящему имени, и ей просто показалось.

— Что?

— Не надо больше ходить к Рингеру и тем более не надо идти к Ханкину. Ничего тебе делать не надо. Я сам разберусь.

Ева, уже приготовившаяся к новому раунду, приподняла подкрашенные брови.

— Да, — кивнул Тмерри, — с Рингером разберусь сам, чтобы больше и речи не заходило о том, что кто-то кому-то угрожает. И с Ханкиным тоже поговорю. Есть у него кое-какие грешки, на которые я закрываю глаза, так что, думаю, мы сумеем договориться о возвращении Брокка в гильдию. Только обещай мне, что больше ни во что не станешь ввязываться. Готовь себе, придумывай новое – это прекрасно! Но не суйся, заклинаю, на Спуск.

— Была бы моя воля, никуда бы я не совалась, работала и жила бы в свое удовольствие… Вайд, ты серьезно? Не забудешь, как тогда с пирожками?

— Клянусь.