Эва, дочь трактирщика

Невеселые, в общем, витали мысли в головах старших Лэндвиков, но сама Ева чувствовала себя прекрасно: она и выспалась, и поела, и теперь путь, хоть и далеко не живописный, вызывал у нее интерес. Сколль, трактиры, салаты – это интересно, но как же приятно сменить обстановку, увидеть хоть еще немного этого мира!

Дилижанс, запряженный четверкой резвых молодых лошадей, прибыл в деревню Хосенбрук ровно к обеду, когда пассажиры проголодались. Те, кому предстояло продолжить путь, сошли, чтобы размяться, справить нужду и перекусить; новые пассажиры подошли к возничему, чтобы купить места до следующих деревень, а Лэндвики, захватив сумки, пошли вглубь деревни – там, в самом конце, стоит дом Бломов, родственников Гриди.

Хосенбрук – деревня не большая и не маленькая по меркам Ренса: около восьмидесяти дворов, и потому дилижансы сюда ходят регулярно. Ева отметила, насколько чище и слаще здешний воздух, несмотря на присутствующие запахи дыма и навоза. А дома местных в большинстве своем каменные, побеленные, с выкрашенными в разные цвета ставнями.

Деревенские поглядывали на приезжих с интересом; кое-кто кивал Гриди. Сама Гриди так и сияла – еще бы, родная деревня! Разрумянившаяся, с блестящими глазами, она стала выглядеть моложе и так и рвалась вперед.

— Ну, быстрее! — подгоняла она мужа. — Что тащишься? Мы от старости помрем, пока дойдем! Это же надо быть таким медлительным!

— Да лети уж одна, ласточка моя, — улыбнулся Брокк.

И Гриди «полетела» – насколько позволял ее солидный статус матери и жены. Когда показался дом Бломов, один из самых маленьких на улице, женщина остановилась, а с лавки перед соседним двором вспорхнула тоненькая темноволосая девушка.

— Мама!

— Кисстен, детка моя!

Девушка подлетела к матери, обняла ее крепко, а потом расцеловала и начала радоваться-возмущаться:

— Что вы так долго? Я вся извелась! Так хотела на ярмарку поспеть, а вы… эх! Пришлось тут темный тин встречать! А бабушке-то снадобье от костей привезли?

— Девочка моя, похудела-то как, почернела, — в свою очередь радовалась-возмущалась Гриди, щупая плечи и впрямь вытянувшейся и загоревшей дочери.

— Почернела, да, а как не почернеть, когда на огород только и гонят, с подружками прогуляться некогда!

— Затрудили тебя, мой котеночек? — пожалела девушку Гриди. — Ну, ничего, домой приедем, отдохнешь.

Тут Кисстен заметила отца с сестрой и глазам своим не поверила.

Эва приехала! Эва!

Но ведь она же никогда не покидает храм, а тут… Юное сердечко Кисстен встрепенулось, и она даже не поприветствовала отца, когда тот подошел. Брокк, опустив сумки, руки в стороны развел, и только тогда девушка подошла к нему и обняла.

— Отец, что так долго? — уж совсем без возмущения спросила она. — Случилось что-то?

Брокк, отстранившись, указал на Еву, которая стояла в некотором отдалении:

— Вот, сестру твою привезли. Давно она в Хосенбруке не была.

Кисстен решила, что обязательно получит ответы на свои вопросы потом, шагнула к Эве, обняла тоже, и поприветствовала:

— Здравствуй, сестра. Тебя отпустили из храма?

— Сама отпустилась, — весело ответила Ева.

Кисстен снова показалось, что ее обманывают глаза. Эва изменилась – в первую очередь помолодела. Морщины у ее рта стерлись, залом между бровей пропал, кожа лица стала намного лучше и белее, но больше всего изменились глаза. Они все так же напоминали цветом листья резеды, но теперь их цвет казался выразительнее за счет потемневших ресниц и четко обозначившихся бровей.

— Эва, ты покрасила ресницы и брови? — удивленно шепнула Кисстен.

— И волосы, — добавила Ева. — Нравится?

Кисстен кивнула, продолжая разглядывать сестру. А одета-то как! Платок вон какой на плечах, платье, ботиночки… Но почему она одета так и почему приехала?

Ева в свою очередь изучила сестру. Кисстен оказалась симпатичным сплавом черт и красок отца и матери: смуглая, черноволосая, с голубыми глазами, среднего роста. Личико нежное, чуток подпорченное подростковыми прыщами на подбородке и лбу, взгляд еще полудетский, а голос переливчатый и звонкий, как у птички.

Симпатия была мгновенной: Ева прямо сейчас на этом самом месте могла бы поклясться, что Кисстен Лэндвик такая же порядочная, добрая и эмоциональная, как и ее родители.

Брокк с Гриди тоже заметили, как сестры смотрят друг на друга, и на душе у обоих потеплело.

Глава 17

Ева опасалась, что ей непросто будет среди деревенской родни матери, ведь ни одного воспоминания Эвы у нее не «пробудилось», да и селяне – не горожане, и мир средневековый, так что найти с ними общий язык девушке представлялось сложным.

Но все прошло, как по маслу: Бломы в составе энергичной бабушки, тетушки и дядюшки и их детей приняли Лэндвиков хорошо, и, обрадованные их приездом, расстарались с ужином. Еда была проста, но хороша, и Ева совсем забыла о своих опасениях по поводу гигиены: смаковала невероятно нежное куриное мясо, макала, как и все, хлебный мякиш в жир, собранный после запекания, пила пиво, отличающееся от городского ядреностью вкуса, и закусывала квашеной капустой. Потом бабуля Блом еще и варенья ягодного вынесла.