Эва, дочь трактирщика

— Рингер уже всех с кухни предупредил, что если кто-то сболтнет рецепт посторонним – горло тому перережет, — ответил Брокк и испуганно взглянул на Эву: как же это он при дочери, бывшей жрице, про такое заговорил?

Но она только кивнула одобрительно:

— И хорошо, что он так сказал. Мы должны оставаться эксклюзивом.

— Экс… эксу… — Брокк так и не смог повторить последнее слово, которое Эва наверняка где-то в храмовых книгах вычитала.

— Единственным местом, где такое подают, — пояснила девушка. — Скажи ему сегодня, что если он будет тебе хорошо платить, то у тебя не будет соблазна уйти. И еще. Попроси пристроить в «Перец» Симона.

— Симона?

— Да. Парень он смышленый, угодливый и внешне симпатичный. Такие, как он, отлично умеют ладить с капризными гостями. А тетя Рокильда может помогать с уборкой комнат.

— Не-е-е-ет.

— Да, папа, — твердо сказала Ева. — Все эти годы ты великодушно закрывал глаза на то, что они сидят на твоей шее. У дяди с тетей ни талантов, ни трудолюбия – только жадность. А красавчик Симон привык снимать сливки. Пора им поработать.

— Рингер не согласится взять их.

— Согласится. Он знает, что мы в долгах и никак не можем продать трактир, и каждая копейка… то есть монетка на счету.

Брокк пренебрежительно фыркнул.

Еву такое неверие не обидело. Она знала, что отец все равно послушает ее, а Рингер в свою очередь послушает его.

Глава 16

Взять на работу еще двоих Лэндвиков Рингер счел не таким уж затруднительным и затратным делом; более того, его успокоило, что Брокк задумал притащить в «Перец» кое-кого из своей родни – это значит, что смываться он не собирается. И когда Лэндвик привел в трактир темноволосого молодого человека, Рингер узнал его и сразу припомнил, что случилось в ночь ярмарки.

Симон тоже Рингера узнал, но рядом с дядей трусил не так очевидно, как рядом с Эвой, поэтому даже немного приподнял мягкий, чисто выбритый подбородок.

— Племянник мой, Симон, — представил его Брокк. — Так-то он подмастерье в лавке купца Элиаса, но много там не заработаешь, а у нас сам знаешь, как дела идут.

— А я знаю его, — протянул Рингер, — этот молодчик правила Спуска нарушил, и наши его спугнули. Бежал так, что пятки сверкали.

Симон выдавил:

— Мы не хотели неприятностей, господин.

— Ну, раз не хотели, какие проблемы, — хмыкнул Рингер и взглянул на мрачного Брокка. — Так это дочка твоя была с ним, да? — произнес он нарочито удивленно. — Надо же. Нехорошо вышло. Извиниться бы надо перед ней, а то напугалась, наверное.

— Я передам ей, что ты извинился, — чуть ли не прорычал Брокк, сверля управляющего взглядом.

— Никто плохого не хотел, — повторил Симон.

— Да, конечно, — согласился Рингер. — Но все-таки я бы лучше перед ней лично извинился.

— Нет, — уже по-настоящему прорычал Брокк.

— Ладно, — сказал управляющий и, откинувшись на спинке стула, оглядел еще раз Симона Лэндвика. — Кто таков, что умеешь?

— Мой отец был управляющим в трактире «Пестрый кот», и я помогал ему с закупками, вел расчеты.

— Значит, читать и писать умеешь?

— Конечно.

— Тогда ты пригодишься мне. Пока будешь мелкие поручения выполнять, потом, если покажешь себя хорошо, научу тебя остальному. Но попробуешь меня обмануть, покатишься по Спуску. Это понятно?

Симон кивнул: «покатиться по Спуску» в портовом районе может значить и уйти в загул, и уйти на тот свет.

— А плата? — буркнул Брокк.

— Будет зависеть от его сообразительности. Ну, идем, Симон, — усмехнулся Рингер и поднялся из-за стола, — покажу тебе трактир. А ты, Брокк, отправляйся на кухню, проверь, что там с заготовками.

Когда повар ушел, Рингер протянул руку, пощупал ткань куртки, что на Симоне, и проговорил:

— Вот что, парень. Если хочешь здесь работать, то будешь делать все, что я скажу, и безо всяких споров. И первое твое задание – это привести сюда дочку Брокка.

— Зачем? — спросил Симон.

— А что ты так напугался? — улыбнулся Рингер. — Я просто хочу перед ней извиниться. Я в тот вечер был ужасно не вежливым.

— Но она никуда не ходит, всегда дома с матерью, и…

— Что я сказал? — прервал Лэндвика управляющий. — Слушать меня и не врать. Приведи ее сюда.

Это прозвучало как приказ, и Симон не посмел ослушаться, потому что с молоком матери впитал, что ни в коем случае нельзя возражать людям родовитым и людям уличным: и те, и другие могут тебя уничтожить.

У Симона были мысли обсудить это с матерью или даже предупредить дядю, но он так и не осмелился. Понимая, что Рингер хочет увидеть Эву вовсе не для того, чтобы извиниться, молодой человек весь извелся: ему не хотелось подставлять кузину, но в то же время он считал, что полезно будет проучить ее, чтобы стала такой, как прежде, забитой и знающей свое женское место. На следующий же день Симон направился в дом дяди, якобы чтобы поблагодарить Эву за хороший совет и полученную работу, и предложил кузине прогуляться. Гриди отпустила дочь спокойно, разве что попросила их вернуться к ужину – как раз будут готовы пироги.