Эва, дочь трактирщика

— А-а, вот оно что! Надо же, какая хитрая! Я всего раз ей задание дала, а она сразу на другого спихнула. Ничего ей доверить нельзя, так и знала. Все наше добро разбазарит, жрица недоделанная. Ей бы лишь всякую шелупонь кормить…

— Мама! — одернул ее Симон, опасаясь, как бы капитан их не услышал.

— Что «мама»? Я не позволю, чтобы у нас тут всякие собирались, — заявила Рокильда, хоть и так же тихо, затем приняла более приветливый вид и подошла к нежеланному гостю. — Добрый день, капитан. Наконец к нам зашел.

— Добрый день, — ответил Вайд.

— Гляжу, помог нашей Эвушке воду донести.

— Да, помог немного.

— Молодец какой. Просто так встретились на улице? — полюбопытствовала Рокильда и, склонившись к мужчине, добавила заговорщицки: — Эва мне что дочка родная, так что скажу как на духу. Не в храме она больше, и теперь нам в трактире помогает. Разумница такая, трудяжка. Золотая девушка, хоть и не красавица! Ты бы пригляделся, Вайд, авось вышло бы что у вас. Мы бы такому зятьку ой, как порадовались!

Вайд подавился и раскашлялся; Рокильда участливо его по спине похлопала. Она прицельно ударила в одно из уязвимых мест капитана Тмерри. С женщинами у него никогда проблем не было – липнут так, как другим и не мечтается, но есть еще и матушка, которая чуть что разговор о внуках заводит и вздыхает горестно, что сын неженат. Подумать страшно – за тридцать перевалило! – а все один.

— Скажете тоже, — выдавил он, откашлявшись.

— Ну, а что? Разве не нравится тебе Эва наша?

Тут и Эва с кружкой вернулась. Пока она шла к Тмерри, тот быстро доел бутерброд, и когда девушка поставила перед ним кружку с пенным напитком, быстро осушил ее.

— Понравились бутерброды? — спросила Ева.

— Все понравилось, — как-то странно ответил ей Вайд, достал из кармана несколько монет и шлепнул на стол. — Спасибо.

— Ты что? — возмутилась девушка. — Убери деньги! Считай, я тебя угостила!

— Угостила?! — возмутилась и Рокильда тоже.

— Пора мне, дела, — сказал Вайд, избегая смотреть на Еву, и пошел к дверям.

— Капитан! — воскликнула девушка, не понимая, чего это он; забрав со стола монеты, она попыталась его догнать, но он прямо-таки смылся – лишь дверь хлопнула.

А Рокильда улыбнулась. Тмерри мнит себя смельчаком, но напугать его проще простого.

Сюда он больше не придет.

Светлый весенний тин подошел к концу и в первый день лета настал тин темный – время под покровительством бога-отца Айра. Мужчины-жители Сколля и гости города устремились в его храмы, чтобы жрецы простили им их грехи. Считается, что чем раньше придешь, тем лучше, потому даже каэры в этот день приезжают в храмы рано утром. Если король или члены королевской семьи мужского пола окажутся в Сколле в это время, то первыми приезжают в храм, а так право первого искупления за герцогом Беккеном и его сыновьями. Дальше заходят в храм графы и бароны, а также члены их семей по старшинству, потом рэнды и уважаемые горожане, под конец – остальные, кого впустят жрецы.

Когда «безгрешные» уже мужчины выходят из храмов, то раздают собравшимся горожанам деньги, если могут себе это позволить, и прохаживаются мимо палаток, которые ставят около храмов купеческие и ремесленные гильдии. Считается, что все купленное в этот день сослужит хорошую службу: еда оздоровит, одежда защитит, утварь послужит как оберег.

Но нынче вся эта веселая суета обошла Брокка Лэндвика, и ни он, ни его жена впервые за много лет не появились при площади храма Айра-отца со своими пирожками. Обычно они сооружали палатку, у которой всегда задерживался народ; улыбающаяся Гриди, наряжающаяся по такому случаю, привлекала людей своим обаянием, а Брокк, уважаемый и довольно известный мастер, внушал доверие.

В этом же году их место занял обычный деревянный прилавок. За прилавком встал Барти, повар из гильдии, которого Лэндвики наняли работать в «Пестром коте». Барти было около сорока, он с трудом попал в гильдию поваров и с трудом в ней удерживался, так что когда Брокк предложил ему стать поваром в «Пестром коте», то согласился – деньжата были не лишними. Но в это ярмарочное утро, когда воздух звенел от множества голосов, а экипажи знати один за другим грохотали по ближайшей улице, он жалел о своем решении. Сам бы он никогда не пришел на ярмарку со своей стряпней – духу не хватит, да и похвастать нечем, а тут придется чужое за свое выдавать и надеяться, что никто не накажет его за это.

Издалека за прилавком наблюдали братья Лэндвик с женами; они прохаживались туда-сюда, стараясь не попадаться на глаза знакомым. Молодое поколение Лэндвиков держалось ближе к прилавку, но тоже старались не афишировать свое присутствие. Хорошо одетые Симон и Эва ходили под руку, как пара добропорядочных горожан, а за ними, лениво переставляя ноги, плелся Толий, которому все это было неинтересно – он бы лучше выспался.