Эва, дочь трактирщика

— На прошлой неделе уже мылся.

— Правда? — со скепсисом протянула девушка и принюхалась.

Вайд, отлично знающий, что не розами благоухает, усмехнулся:

— Мылся-мылся.

— Надо чаще.

— Вот побегала бы ты по городу с мое и поняла б тогда, откуда запах берется. Мне ж никто ванну пахучую не устраивает и мыла заморские цветочные не привозит. Удастся ополоснуться – и то хорошо.

— Чистота – залог здоровья, — нравоучительно сказала Ева.

— Да понял я тебя, — уже не так миролюбиво отозвался Вайд.

— Не обижайся, я тебе добра желаю. Это действительно очень важно – мыться часто и тщательно.

Вайд снова усмехнулся, но слова Эвы его и впрямь задели. Другим он, значит, не воняет, и девочка у колодца его красивым господином назвала, а Лэндвик морщится? А сама… Капитан глянул на девушку и понял, что упрекнуть ее не в чем – и одета нарядно, и волосы интересно прибрала, и пахнет от нее хорошо, как не от всякой каэрины. Ногти и те чистые-чистые – он заметил, когда она за него цеплялась.

— Так что трактир? — перевел он тему, почувствовав неловкость.

— Говорю же – денег нет. Но палатку все равно на ярмарку поставим, — загадочно улыбнувшись, сказала Ева. — Кстати, и ты приходи к нам со своими ребятами-стражниками. Угостим вас пирожками.

— Я приду обязательно, если твоя матушка принесет свои пироги.

— Принесет. И отец кое-что новое придумал. Вайд, — Ева посмотрела на мужчину серьезно, — без шуток, приходи. Нам нужно, чтобы вокруг нашей палатки толпился народ.

— Сказал же – приду.

— Будем ждать, — улыбнулась девушка.

Страх, который она испытала недавно, уже испарился из ее души, и она почувствовала себя увереннее. Завоевать расположение капитана стражи и заодно приглушить его подозрения на ее счет вполне можно за счет пирожков. Да и реклама: народ интуитивно потянется к той палатке, куда подойдут стражники.

Глава 12

Симон Лэндвик зашел в трактир после обеда, чтобы перекусить и заодно потолковать с отцом насчет палатки на ярмарке. Рокильда принесла сыну с кухни хлеба и сыра и направилась в погреб, чтобы нацедить ему хорошего пива.

— Это что? — заинтересовался Симон, увидев на лучшем столе исписанные листы бумаги.

— Эвкин рецепт. Брокка, то есть, Эвка за ним записала, — ответил Годвин, начинающий переживать: долго что-то племянницы нет, как бы беды не случилось. Надо было все же самому за водой сходить.

Симон взял листы в руки, но не понял ни слова из написанного. Какие-то буквы показались ему понятными, какие-то – совсем чудны́ми. Нахмурившись, он все же попробовал прочитать хоть что-то, выцепляя слова, состоящие из более или менее знакомых ему букв, но не смог.

— Да что это? — во второй раз спросил он.

— Рецепт, говорю ж, — сказал Годвин, сам подошел к озадаченному сыну и поглядел на записи. — Что там? Что рот-то разинул?

— Не пойму, что написано.

— Жреческое письмо, наверное, — пожал плечами старший Годвин. — Эвку при храме обучали, а они там по-свойски говорят и пишут.

Симон поджал губы. Ему известно, что храмовники молятся на древнем ренском и книги переписывают тоже на древнем, но Эва же просто трудницей при храме была, да еще и в женском храме. Когда бы она успела выучить древнее письмо, если приходила стирать, убираться да за больными глядеть? И зачем ей вообще учиться этому было?

Мужчина вспомнил тот неприятный день, когда решил потолковать с Ливви и в итоге поплелся с Эвой в лавку аптекаря. Тогда он впервые ощутил себя уязвленным в присутствии кузины. Нет, не потому, что она осталась спокойной после того, что им наговорила Лив, а он нет. И не потому, что купила дорогущую настойку, взяв взаймы у его отца. А потому, что знала, что нужно покупать и говорить. И потому что тот атриец, поначалу глядевший на нее с презрением, потом стал глядеть уважительно.

Симон вернул листы на место и сел за этот же стол. Симпатия к девушке в нем боролась с обидой, которую он не мог себе объяснить. То, что Эва Лэндвик не такая как все, он всегда знал, но одно дело быть не такой как все бедняжкой, и совсем другое – не такой как все умницей.

— Выйду-ка я, — протянул Годвин, тоже думающий об Эве, — пройдусь.

Но Эва и сама уже пришла, целая и невредимая. Сначала она сама зашла в трактир, потом придержала дверь для капитана Тмерри, несущего ведро воды.

— Куда воду? — спросил тот, кивнув приветственно Лэндвикам.

— К лестнице, — сказала Ева и глянула на Годвина, который замер и даже словно бы чуть скукожился. Когда жена рядом, он орел, а вот в одиночку бывает и пугливым птенчиком, несмотря на возраст.

Или дело в том, что пришел капитан стражи?

— Здравствуй, Эва, — поднялся из-за стола Симон.

— Привет, — рассеянно отозвалась она, следя, как бы Тмерри воду принесенную не разлил.

Оставив ведро там, где указала девушка, капитан смахнул в очередной раз упавшую на лицо вьющуюся прядь, и Ева, вздохнув укоризненно, сказала:

— Постричься бы тебе.

— Помыться, постричься – что еще? — весело спросил Тмерри.

— Я могу составить целый список, что тебе нужно сделать.

— Можешь, но читать я все равно не умею.

— Ну да, — усмехнулась девушка, — зачем стражнику читать? Достаточно уметь пользоваться дубинкой.