это разве не инцест?

Ничего элегантного в Пуме не было, даже название на вывеске было не начертано, а намалевано – отвратительной желтой краской на обожженном куске дерева, который был неаккуратно прибит над дверью, вызывал ненависть уже у третьего городского архитектора, издавал мерзкий скрип, когда кто-то входил или выходил, и норовил измазать волосы, шапки, лоб всем, у кого доставало роста. Никто не ходил в Пуму работать, даже днем здесь чаще встречался кто-то в обнимку с собой и бутылкой абсента, а не студенты, которые деловито и несколько истерично настукивали курсовые и дипломные работы. Когда Анита была студенткой, счет проведенным в Пуме часам шел на месяцы, даже не на недели – но там не было написано ни одной строчки. В Пуме назначали свидания – в джазовой, блюзовой или лаундж комнатах. Посиделки с подругами и друзьями – в роковой, металлической или кислотной. Серьезные разговоры (в основном сплетни о друзьях, подругах, свиданиях) – в поп или рэп комнатах. Все сопровождалось водянистым, всегда кислым, какое бы они ни выбрали, красным вином, сухариками или начос, полудружбой с официантами и диджеями, бесконечными, без конца перетекающими друг в друга весельем и печалью, хохотом и слезами, и Анита любила Пуму – но даже тогда, когда она была в восторге от разных комнат, когда почти жила в клубе, она замечала не только музыку, пухлые рыжие подушки в блюзовой комнате и хромированную барную стойку – в электронной, она замечала и грязь, мусор, безобразно пьяных подростков, редкие шприцы, регулярные таблетки. И все же – Пума была в центре, была дешевой, расползалась по комнатам двух огромных трехэтажных квартир, и Анита с подругами и друзьями всегда были там – пока не выросли.

Теперь Аните хотелось чего-то не связанного с зимними праздниками, возможно, поэтому она и вспомнила о Пуме и потащилась в нее. Пешком, по грязи – уже неделю на город сыпался густой дождь, почти такой же серый, как грязь, в которую он мгновенно превращался внизу. С ноутбуком в чехле, с заметками – в ежедневнике, Анита с былой ловкостью увернулась от черной вывески, сразу после едва не свалилась с лестницы, но удержалась, зашла внутрь – и мгновенно пожалела о том, что пришла. Сначала ее ошарашила толпа, казалось, что все, кого сегодня не было на непривычно пустых дорогах, проводили вечер не в церкви или в компании родных, а плотно набились в Пуму. Дальше последовали запахи: кислого вина, пережаренной картошки, чьих-то отвратительно сладких духов; цветные вспышки, крики, музыка – можно было, следовало развернуться и вернуться домой, ну или хотя бы попробовать другой бар, но Анита протиснулась к гардеробной, повесила пальто на одну из немногих пустых вешалок и отправилась искать удобное место.

На первом этаже ревел рок, визжал металл, о первом Анита не стала бы думать даже днем, даже рабочим, когда в Пуме было сравнительно пусто, второй – поп, рэп, караоке, электроника, был забит так же плотно и тоже не подходил. Первой комнаткой на третьем была джазовая, красные плюшевые кресла, потрескивающий Синатра из автомата с пластинками, и Анита устроилась в одном из кресел, под несколько удивленные взгляды других посетителей включила ноутбук и принялась делать вид, что работает. О самой работе речи не шло, ни одной связной мысли в голове, только что-то о том, что Анита печалится из-за чего-то неясного и никак не может подобрать для этой печали правильное слово, и о том, что ужасно обидно будет залить ноутбук дрянным вином, которое ну ничуть не изменилось за последние годы. Синатру сменила Фицжеральд, третий стакан вина – четвертый, Аните стало тоскливо, как всегда становилось при Summertime, и она вышла из комнаты. В блюзовой на нее набросились чудесная хрипота и акцент Нины Симон, Ne Me Quitte Pas, Анита задержалась на песню и на стакан вина, не захотела заглядывать в лаунж зону, но заинтересовалась новой комнатой.

Раньше там хранились поломанные стулья, которые возможно можно было отремонтировать, утварь, которую можно было списать, если одновременно случатся желание заполучить шейкер или блендер и день рождения кого-то из сотрудников. Сейчас Анита спросила у пары, которая казалась не настолько заинтересованной друг в друге по сравнению с остальными в коридоре, получила ответ: лоу-фай, и решила, что для дурацкого Сочельника ничего не будет лучше дурацкого даже-не-жанра.