это разве не инцест?

С ранних осознанных лет Варвара хотела, чтобы все вокруг видели в ней внутреннее, настоящее, не внешность. Выходило не слишком ладно. Скорее – вовсе не выходило. Варвара хотела, чтобы люди видели правду: сухие, хрусткие ветки, которыми было набито ее тело, равнодушие, которое ползло в промежутках, идеально круглые, пугающие пустоты. Но никто не замечал, нет, и это было особенно мучительно, потому что Варвара была юна, и хотела – сильно. Люди любовались подвижностью, плавностью линий, неусидчивостью, большими глазами, пушистыми волосами, точеной талией, всей этой мерзостью. Варвара ненавидела, огрызалась на каждую милашку, булочку, пирожок, экспериментировала с одеждой, пыталась говорить с ее помощью, но ничего не получалось. Однажды она услышала, как ее обсуждают туристы, гуляющие по городку и, как многие, отчего-то уверенные, что их язык здесь никому не известен.

– Какая прелестная! – восклицали они и указывали на нее глазами, пальцами, всеми телами. – Какая хорошенькая! Ух!

– Но одета, – театрально прошептал один и передернул плечами, – будто бы из цирка сбежала. Наверное, у нее с головой не в порядке.

Они принялись обсуждать, не подойти ли к Варваре, не увести ли ее за собой, раз она дурочка, и любая бы оскорбилась, но не Варвара. Она была благодарна за идею, очень, и подумывала, может, и пойти за ними, с ними, к ним, но решила поторопиться домой. Там она побросала в сумку самые нужные вещи и на следующий же день сбежала. В цирк.

В цирке с ней разговаривала высокая, тонкая Э. В юности она танцевала со змеями, теперь – выполняла с ними трюки. На запястье у нее была желтая тонкая змейка, на шее, головой на ключице – зеленая. Варваре они понравились. Э. внимательно осмотрела ее, обошла по кругу, предположила, что, раз теперь она сама не танцует, она могла бы обучить этому Варвару. Варвара твердо ответила, что раздвинет ноги перед каждым в цирке, включая посетителей, но не будет танцевать раздетой для публики.

– Каждым, – задумчиво повторила Э., подмигнула и спросила, – но не каждой?

Она взялась обучать Варвару трюкам со змеями. Через неделю они стали любовницами. Варвара ничего не чувствовала, Э. чувствовала слишком много, на двоих получалось в самый раз. Варвара училась: змеям, цирку, своим людям, людям снаружи, которые стали посторонними быстрее, чем Э. впервые поцеловала ее. Училась тому, чего всегда хотела: держаться, держать себя, показывать только то, что хочет, игнорировать тех, кто видит другое, а позже – не замечать этого.

У нее появился костюм. Багровый сюртук, который она сшила из шторы, которую из полузаброшенного театра, где они однажды выступали, для нее стащили сиамские близняшки-гимнастки. Это был подарок на ее первый день рождения в цирке. Варвара была очень благодарна и почти полгода боялась что-то делать со шторой, не хотела испортить. Близняшки помогли ей скроить сюртук, сшить, перешить, сделать идеальным. Варвара была счастлива и этим ненадолго шагнула назад в своих стараниях: сюртук был строгий, верно, но то, как она сияла, оглаживала его, мечтательно улыбалась, кружилась – это говорило о другом. Со временем вернулась серьезность, появилось темно-серое платье, подарок Э. на третью их годовщину.

Варвара считала свою жизнь прекрасной. Она помогала Э. со змеями, но только по вечерам, теперь она была распорядительницей в цирке, пугающей и загадочной, мрачной, хмурой. Исчезла юношеская нежность, благодаря макияжу и укладке появились острота, надлом, угрюмость. Все было совершенно как надо. Э. прижимала ее к себе по ночам, а днями сюртук еле заметно лоснился под солнцем и серое платье всегда было безупречным.

Э. умерла.

Варвара принимала соболезнования, с особенным вниманием ухаживала за змеями, часами смотрела в стену, то с пустой головой, то в попытках понять, правда ли, что она так горюет. В соседнем шатре скрипичный квинтет (у всех участниц по своему уродству, и они очень любили поспорить, чье хуже. Э. находила это забавным, а Варвара чаще злилась, что они мешают спать своими склоками), квинтет обсуждал, что бедная Варвара, совсем побледнела от горя, бедняжка, и Варвара не знала, оно ли это, бледна ли она, почему у нее так сильно дрожат руки, почему нет слез, почему, почему

почему Э. умерла?