это разве не инцест?

Жители сорок седьмого (шестнадцать квартир, два этажа и подвал) по Светланской очень быстро привыкали к странностям – или сбегали. Привыкание было разным – кто-то забывал, что в календарях остального мира были и нечетные числа, кто-то делал вид, что все вокруг совершенно обычно, кто-то соглашался, что обычного в доме мало, но жить же где-то нужно, а кто-то пытался выяснить причину. Такие надолго не задерживались – не сбегали, нет, они просто не умели вовремя остановиться и оставить дом и его тайны в покое. Совет дома терпеть не мог исследователей – после неизбежного, одинакового с небольшими вариациями конца приходилось чистить квартиры, разбирать и утилизировать личные вещи, устраивать похороны – нелегкое занятие, когда дом, а значит, и тело в нем, норовит исчезнуть и не показываться на глаза чужакам. Когда с этим – иногда быстрее, иногда дольше – разбирались, приходилось искать новых жильцов – тоже непростое, порой даже более утомительное, чем похороны, занятие. Дальше нужно было привыкнуть к жильцам, и если в шестой раз на раз не приходился, то двенадцатая будто бы была проклята – каждый раз, какими бы милыми и подходящими ни казались новенькие – в конце они превращались в исследователей, и все повторялось. Сначала недоуменно, позже – хмуро и наконец зло нахмуренный лоб, ведение журнала, опросы, анкеты, фотографии, видео – потом происходил несчастный случай, уборка, похороны, поиски… Совет дома этого не любил.

Что совету нравилось – это чтобы все было хорошо, и так оно в основном и было. За последние двадцать лет, с гордостью сообщала Альбина или Юрий новым жильцам, у нас было только два странных случая. Если новенькие спрашивали, они рассказывали – сначала историю об усталой черноволосой женщине из пятнадцатой, которая своим переездом зацепила и дочку – и той было суждено трижды зайти в дом, а она, дочка эта, притащила за собой подружку – а это уже было нехорошо. Обеим было лет по десять, обычные, смешливые, громкие, но по подружке той сразу было видно – слишком любопытная, типичная исследовательница. Два раза они любовались на крышу – все всегда любовались – но девчонка каждые несколько минут оборачивалась, внимательно разглядывала дверь временно пустующей двенадцатой и задумчиво вздыхала. Совет единогласно решил – гнать девчонку надо. Шанс, что такая маленькая сообразит, когда дом появляется и как в нем остаться, был невелик, но все же был, а ждать, когда такая юная исследовательница попадется, никому не хотелось. Пугать их снарядили Юрия. Он щетину отрастил, волосы взлохматил, оделся угрожающе, вытащил из кладовки топор, дождался девчонок и выскочил на них. Они и испугались, и заверещали, и сбежали, но тут на шум Настасья Васильевна из третьей выбежала, увидела Юрия с топором, заглянула ему в лицо – и отошла в ту же секунду, бедняжка.

Второй случай был связан с черным котом. Жители его не любили, не прикармливали, но он все равно время от времени появлялся, важно бродил по подъезду или спал на лестнице – всем всегда мешал и, судя по морде, был этим страшно доволен. И вот появился он в очередной раз, и давай вокруг четвертой крутиться, а туда только молодая пара с ребятенком переехала, а у него аллергия на шерсть. Они кота пытались прогнать, и в приют отвозили, и на другой конец города, и средствами дверь и коврик обрабатывали – а он все возвращался и пытался в квартиру забежать. Однажды сумел, и сразу к малышке.

– И что же? – всегда взволнованно спрашивали жильцы.

А ничего же. Не было у девчонки никакой аллергии. А может, и была – неизвестно, потому что она кота обняла, расцеловала, а он взял и превратился в исследователя, из тех немногих, которые без вести пропали. Глаза дикие были, волосы дыбом – ну вылитый Эйнштейн с той фотографии, только злющий и кожа черная. Он побегал, руки-ноги размял и прокричал на прощание, что все о нас расскажет и никакой нам больше спокойной жизни, и сбежал.

– И что же? – еще более взволнованно спрашивали жильцы.

И снова ничего. В психлечебницу его определили, и никто даже слушать не стал. Он там годик пожил и помер. Сердце, говорят, слабое было.

На этом жильцы успокаивались, выдыхали и шли устраиваться в новой квартире.

вразумит ли варвару то, что ее не впустит вратница?

(фэнтези об исполнении желаний)