это разве не инцест?

Строго говоря, она не была красивой, говоря не строго – тоже, но я находила ее изумительной, прекрасной, бесподобной, и раз уж я заменяла учителя биологии, то вот подходящая метафора – при одной мысли о ней я вся превращалась в сокращающуюся мышцу и могла только сжиматься и расслабляться. Сжаться на вдохе, расслабиться на выходе. Сказала бы – как сердце, но оно, к сожалению, работает не так. Вот – как мышцы плеча при невралгии, только без боли. Или с ней?

– Милая, – сказала Д1 и коснулась моего плеча.

Я сразу же забыла все метафоры, вздрогнула, и со стола посыпались мелочи, хозяев которых к концу урока не нашлось: кольца, часы, монеты, золотые кубки, мы смотрели и смотрели, пока она снова ко мне не прикоснулась, к запястью в этот раз – кожа у нее была тонкая и ужасно горячая, я посмотрела на нее – глаза светлые, будто выгоревшие на солнце, я панически раздумывала, что сказать, но она отняла палец от руки, прижала его к моим губам и сказала сама:

– Не нужно так беспокоиться. Первый раз – это всегда сложно.

Я почти рухнула в обморок.

***

– Ок, – говорила я Д., – ок. Мне нужен план. Вот, скажем, как круто было бы, если бы в школе проводился конкурс талантов, и я бы уговорилась принять участие, и спела бы что-нибудь страшно крутое, какую-нибудь душераздирающую совершенно песню, чтобы все обязательно рыдали, особенно физрук, но поняла смысл только она.

– Ага, – отвечал Д., – отличный план.

– Конечно. То есть нет, совсем нет.

– И я даже знаю почему, – он залез в карман пиджака, вытащил потрепанную салфетку и выдал мне.

Я закатила глаза, но прочитала: «Почему крутой план про конкурс талантов не сработает?».

Пункт первый – В. не умеет петь или играть.

Второго не было.

– Я настолько предсказуемая?

– Нет. Это я в детстве в бочку с зельем предвиденья упал по пьяни.

Ну хоть так.

***

В этот раз я вела язык. Проще простого, говорили все, это тебе не геометрия. Выбираешь тему сочинения, держи, кстати, книжечку, и вперед, пускай пишут. Слов триста-триста пятьдесят, не больше. Но ты в страницах говори, а то они будут каждые полторы минуты слова пересчитывать. Ни одного ругательства за всю речь, потому, наверное, что советовал физрук (с лимонным запахом в этот раз).

Сколько страниц занимают триста пятьдесят слов, он мне не сказал. Я изнывала от любви и отсутствия нужных знаний, и книжка с темами для сочинений не помогала в решении обеих проблем. Наконец я выбрала тридцать разных тем, по количеству учеников, и предложила им положиться на удачу. Я думала – тридцать разных сочинений ведь лучше, чем одно одинаковое?

Наверное, да. Отличница писала по теме роль прилагательных в художественном тексте, что они важны. Хорошист – когда моя мама училась в университете – писал, что мама выкладывалась на все сто сорок два процента. Вечно серьезная девочка – роль сельского хозяйства в жизни человека – писала, что оно важно. Улыбчивый, но подозрительный мальчик – памятник Капля нефти – писал, что памятник запоминается.

От скуки я начала пересчитывать слова. Попала в количество, а от ошибок не вытекают глаза – пятерка с минусом. Не попал, но глаза все еще не вытекают – четверка. Последним шло сочинение Д2 – как внука Д1, который жил с ней, видел ее каждый день, завтракал и, вероятно, ужинал с ней, и мог говорить с ней о чем угодно, когда угодно, как угодно – я прочитала бы его сочинение, я вообще была до крайности к нему внимательна, но была и другая причина. Тексты остальных занимали пару-тройку страниц. У него было семь. А ко всему – он вытащил счастливый билет (или несчастливый, все ведь от точки зрения зависит?) – любая тема на выбор, хоть список покупок на неделю вперед, хоть эссе ни о чем.

Я прочитала. И еще раз. И еще. Формально сочинение было о том, как ему нравится изучать математику и как он вырастет и уедет учиться в главный физмат страны. Формально оно было о любви. Фактически оно было о том, что ему невыносимо.

Я позвонила Д. и сказала:

– Что-то мне неуютно.

Он вздохнул, пошуршался тканью, пошуршался бумагой и заунывно зачитал:

– Причины, по которым В. неуютно. Первая – объект обожания оказался отвратительным монстром.

– А вторая?

– Второй нет.

Я сказала, что так и думала. Он – тоже.

***

Д1 подошла ко мне, улыбнулась так, что я растаяла, как крохотная льдинка на очень горячей поверхности (сегодня была физика). Она спросила:

– Как сочинения? Мой внук, ты, пожалуй, уже заметила, в словесности не силен. Совсем плохо вышло? Я взгляну, ты же не против?

Указательным пальцем она отбивала ритм речи по моей ладони, и я не прислушивалась, считала, запоминала, наслаждалась, но все же сумела сказать, что сочинение вышло неплохим, совсем нет, а потом я даже сумела соврать, что, к сожалению, забыла его дома. Я могла бы сжать ее палец, согреть руку ее теплом, но тут она наклонилась – не поцеловала меня, нет, но была так близко, так близко, так…

Она сказала: