Эйнемида I. Семена раздора.

– Пустяки, со своим уродством я уже давно смирился. Знаешь, как говорит Хилон из Анфеи: «К чему ты терзаешься прошлым и сожалеешь о несбыточном? Не лучше ли оценить, какие возможности открывает тебе твоё настоящее положение, а осознав, использовать их наилучшим образом? Ведь даже в самом несчастливом положении есть премущества перед самым счастливым. Бедный свободен от многих забот, связаных с богатством, а к тому же часто ведёт более умеренный образ жизни и пользуется лучшим здоровьем, он знает жизнь народа и привычен к труду. Разве не может он эти качества обратить себе на пользу и избавиться от бедности? Увечный обладает досугом, какого не имеет человек здоровый, и может использовать это для требующих времени занятий. Слепые, говорят, обладают особым даром воспринимать музыку и поэзию, ну а благие плоды философии доступны каждому из людей, какими бы ни были его обстоятельства».

– Хилон из Анфеи это тот самый, которого отец так расхваливал? Победитель в панкратионе?

– Я так завидую твоему отцу, что он его встретил! – Кинана с радостью заметила, как в глазах юноши зажёгся огонёк. – Он предложил столько великолепных идей! Его «Наставления в горести»… клянусь, Кинана, не попадись мне свиток с ними, я уже давно бы спрыгнул с этой галереи. Лишь мудрость Хилона дала мне силы примириться с моим уродством и жить дальше.

– Ты превзойдёшь его, Темен! – с жаром сказала царевна. – Ну и что, что ты не можешь танцевать и сражаться? Ты такой умный, ты прочёл столько книг, ты напишешь свои и прославишься! Ты непременно станешь царским советником, и твои советы изменят историю! А Хилон... Почему бы тебе не встретиться и не поговорить с ним? Они ведь с отцом друзья. Попросим его пригласить этого анфейца в Ордею? Я сама напишу ему, если нужно.

– Спасибо, Кинана, спасибо... – сбивчиво проговорил зардевшийся Темен, его рука, всё ещё лежавшая на руке царевны, мелко задрожала. – Я никогда не говорил тебе, ты... Ты лучшая из всех, я...

Он осёкся и замолчал, горящими глазами глядя на Кинану. Их лица застыли всего в пяди друг от друга, и Кинана чувствовала на своём лице его частое горячее дыхание. Не отдавая себе отчёта в том, что делает, она придвинулась ближе, невольно прикрыв веки.

– Кинана, вот ты где! Мы с ног сбились! – послышался весёлый хмельной голос. Молодые люди испуганно отпрянули друг от друга, точно облитые водой коты.

– Алкет... – нервно выдохнула царевна.

– Ну да, а кто же ещё? Не ламия, как ты, должно быть, подумала, – Алкет несколько удивлённо рассмеялся. – Хайре, Темен, как жизнь? Не видел тебя на пиру.

Темен не ответил, ограничившись досадливым кивком.

– Алкет, что ты здесь делаешь? – недовольно спросила Кинана.

– Хочу спросить тебя о том же. Все её ищут, а она, оказывается, в самый дальний угол забилась. Пошли в сад! На пиру нас больше не ждут, можно спокойно погулять перед сном. Келесс уже вино добыл.

– Спасибо, Алкет, что-то мне не хочется. Гуляйте без меня.

– Что случилось, ты заболела?

– Алкет, за тобой не угнаться! – в галерею ввалился Хресий. Щёки его горели, а исходивший от него запах подозрительно отдавал любимыми благовониями Феано. – Что вы все тут стоите? Царь второй круг греассы объявил, видно решил, что чужеземцы недостаточно потрясены. Бежим плясать!

Не слушая возражений Кинаны, Алкет взял её под руку.

– Идём, без царевны танец не танец. Темен, выпьешь потом с нами? – снисходительно спросил он.

Выдавив вежливую улыбку, Темен покачал головой и отвернулся. Пожав плечами, Алкет подмигнул царевне, направился к выходу. Виновато посмотрев на Темена, Кинана скинула с плеч плащ.

– Возьми, холодно, – она натужно улыбнулась. – Прости, мне надо идти...

– Я болею редко, – улыбнулся в ответ Темен. – Иди, покажи им, как танцуют герийки.

Кинана вышла следом за Алкетом, и до Темена донёсся раскат весёлого смеха. Ласково улыбнувшись в ответ, юноша отвернулся, прижимая к груди плащ, ещё помнивший тепло её тела. Отсутствующим взглядом он смотрел в ночь, не замечая слезы на бледной от холода щеке.

***