Эйнемида I. Семена раздора.

– Ну, в частности, то, что вы наступили на хвост Сарруну. На вашем месте, я бы теперь почаще оглядывался по сторонам и гулял подальше от высоких зданий – мало ли что может оттуда свалиться.

– Да уж, плохо дело, – сказал Энекл. – Как думаешь, можно с ним как-то примириться? Подарок сделать или ещё что-нибудь.

– Разве что ты подаришь собственное сердце на блюде. Ни разу не слышал, чтобы Саррун кого-то простил, а уж тех, кто облегчил участь Нан-Шадуру... Или ты не слышал, что Саррун ненавидел его страшной ненавистью?

– Конечно слышал, но не думал, что настолько сильно.

– Да ты что! Bедь это он первым сказал вслух, что сын Сарруна был использован в качестве женщины. Представляешь, что должен думать такой человек как Саррун о том, с чьей подачи его единственный сын прослыл царской наложницей? Такое для местных в тысячу раз хуже убийства.

– Проще говоря, старик доболтался, – сказал Энекл. – С чего он вообще решил, что сын Сарруна имел дело с мужчинами? Одевается парень, конечно, как баба, но таких теперь полным-полно.

– Сразу видно усердного командира: он больше времени проводит в военном лагере, чем во дворце и не знает сплетен. Поверь мне, придворному трутню: повод у него был. Стоило ли это делать – другой вопрос.

– Ты что-то знаешь? – поднял бровь Диоклет. – Я тоже слышал всякое, но думал, что всё это слухи.

– Конечно же знаю. Скажу больше: немногим из смертных, живущих под светом лучезарного Иллариоса и попирающих ногами землю-мать, ведомо больше вашего покорного слуги, – поэт самодовольно поднял палец. – Но, знание это столь опасно, что я предпочитаю хранить его глубоко в тайниках своего сердца, запертым на сто засовов.

– Рассказывай уже, хранитель, – нетерпеливо бросил Энекл. – Если ты и впрямь что-то знаешь, я совсем не удивлён, что об этом болтают на площадях.

– Клянусь Эникс Хранительницей Тайн, если этот секрет стал известен, то не от меня!

– Ну да, конечно.

– Истинная правда. Не такой я дурак, чтобы связываться с Сарруном. Такую тайну можно доверить разве что людям надёжным и благоразумным.

– Диоклет, я его сейчас убью, – спокойно сказал Энекл.

– Я подтвержу, что ты защищался.

– Ладно, ладно, не горячитесь. Конечно же вы люди надёжные, можно сказать, твёрдые словно Керкинские скалы... В общем началось всё с того, что наш великий царь, как всем известно, большой любитель Эйнемиды, да и сам наполовину эйнем – скажу больше, сын моей соотечественницы! – в один прекрасный день захотел узнать эту самую культуру, что называется, поглубже. Разумеется, речь идёт о том способе любви, который всюду называют эйнемским, а в Эйнемиде – эферским. Только не спешите браниться! Так уж повелось: филисиян называют тугодумами, анфейцев – распутниками, герийцев – пьяницами, леванцев – хвастунами и тоже пьяницами, а про эфериян говорят, будто милее зада юнца для них лишь демократия да чужое добро, да и те только до ужина.

– Да, да, знаю, – кивнул Энекл, – А про этелийцев, говорят, что боги рано или поздно испепялят вас за ваши дерзость и болтливость. Если так случится, я не удивлюсь.

– Ну это вряд ли, – рассмеялся Феспей. – Боги знают, что без этелийцев в этом мире станет совсем скучно. Между прочим, ты даже не представляешь сколько в Этелии хмурых молчунов и постных святош.

– В Эфере, знаешь ли, тоже не все имеют дело с мальчиками. Мне, например, это и в голову не приходило, а тебе Диоклет?

– Мне тоже, но это неважно. Пусть болтают. Итак, царь решил попробовать любовь по-эйнемски. И что было дальше?

– Ну, поскольку в одиночку заниматься этим затруднительно, он стал искать себе напарника, и нет ничего удивительного в том, что его выбор пал на меня.

– Ну тут уж ты точно врешь! – хлопнул по столу Энекл. – Даже если царю вдруг припала такая охота, с чего бы ему идти с этим к тебе, а не к кому-то из своих дружков?

– Энекл, ты может и хороший воин, но в делах любовных разбираешься не лучше, чем рыба в пении. Не мог царь пойти с этим к другим мидонянам, для них это страшный позор. Остаются чужеземцы, а среди них более подходящего, чем я, не найти. Во-первых, царь видел, как я играю женщин, во-вторых, я эйнем. Конечно царю, как сыну иолийки, следовало бы знать, что в Этелии такие дела между мужчинами считают постыдными, но, думаю, он просто не придал этому значения. Наконец, в-третьих, я хорош собой.

– И очень скромен, – добавил Энекл.

– Именно так. Поэтому, как видишь, выбор царя был вполне очевиден.

– Ну ладно, допустим, я тебе поверил. И что ты сделал?

– Как что? Разумеется, я согласился!

– Ты бы постеснялся, – Энекл хмыкнул. – Сам только что сказал, что у вас это считают постыдным, да и у нас, кстати, тоже бы не одобрили. Ты ведь уже не юнец, у тебя растёт борода, хоть ты её и бреешь.