Эйнемида I. Семена раздора.

– Почему нет? Живут же в Теметене люди со змеиными хвостами. Короче говоря, Баррур принялась разорять земли Ирала, а бог Мулиллу в обличье нищего пришёл к Нарменну, который как раз справлял свадьбу с прекрасной Тилассар. Мулиллу раззадорил Нарменну и хитростью вынудил поклясться, что тот не возляжет с молодой женой, прежде чем одолеет Баррур. Наутро Нарменну выступил в поход. Долго сражались они, но Нарменну был сильнее, он отсёк своим топором все три хвоста, десять рук и пять голов. Занёс он уже топор, чтобы отрубить последнюю голову, но тут Мулиллу позвал Нарменну голосом его жены. Нарменну обернулся, и чудовище тут же откусило ему голову, после чего издохло. Опечалился правитель Таллу, узнав о гибели Нарменну. Так горько рыдал он и так горячо молил богов вернуть друга, что дрогнули даже их медные сердца, и устыдились они своего коварства. Один Мулиллу был доволен, но, видя, что остальные боги жалеют Таллу, притворился, будто раскаивается больше всех. Решили боги воскресить Нарменну, но как это сделать, ведь его голову пожрало чудовище? Не может человек жить без головы. Сказала тут мудрая Ланнар: «Коли лишился он одной части, хорошо было бы заменить её другой, ибо если в одном месте убыло, то в другом да прибудет». Обрадовались боги, но тут же задумались: как выбрать, какую часть заменить? Без руки не может муж править колесницей и держать топор. Без ноги не выйдет на поле боя, не сможет танцевать танец победы. Долго спорили они, но так и не смогли решить, что лучше. Вышел тут вперёд Мулиллу и сказал: «Я погубил храброго Нарменну, я же должен и искупить вину. Отправлюсь-ка я на землю и воскрешу его, а что предпочесть, решу наилучшим образом». Согласились с ним боги, ибо Мулиллу славился хитроумием. Тут же бросился Мулиллу с небес на землю, в душе лелея коварство. «Что рука, – думал он, – что нога? Воскрешу я его без его мужской силы! Что может быть для мужа постыднее? Не возляжет он с женой, не родит детей, мужчины изгонят его из своего круга и всякий скажет ему: «Ты – евнух!» Произнёс Мулиллу тайные заклинания, но вышло всё не так, как он замыслил. Нарменну и впрямь возродился без своей мужской силы, но не мужчиной, а прекрасной женщиной по имени Нарменнар, обликом сходной с Нарменну будто брат с сестрой. Поразился этому царь Таллу, но тут же возрадовался. «Утратил я друга, – воскликнул он, – но дали мне боги в утешение жену!» Взял царь в жёны Нарменнар, а второй женой вдову Нарменну Тилассар, и стали они жить в великой любви. Радовались боги, глядя на них, а Мулиллу был столь разгневан, что от злобы перевоплотился в безумный дух пустыни, вечно жаждущий крови путников и разоряющий караваны.

– Неплоха история, – прервал Энекл наступившее после рассказа молчание.

– И не говори, – удивлённо согласился Феспей. – А каков рассказчик! Почти слово в слово как в книге. Слушай, Диоклет, а ты никогда не думал променять копьё на лиру и стать декламатором либо поэтом? Мне кажется, ты бы затмил многих.

– Разве что в старости, – небрежно отмахнулся Диоклет, хотя было видно, что он польщён. – Я предпочёл бы, чтобы не я писал о чужих подвигах, а другие о моих.

– Ну и напрасно. Насчёт деяний великих героев, даже их внуки уже сомневаются, что было на самом деле, а что приврали, но в существовании тех, кто воспел эти самые деяния никаких сомнений нет. Готов спорить, через тысячу лет люди будут думать, что иуллы, автарки, мегадевки, клеоны и прочие никогда не существовали, а если и существовали, то всё было совсем не так, а вот творения поэтов переживут своих создателей и будут свидетелями их славы даже через тысячу лет!

– Возможно, – улыбнулся Диоклет, – но и тогда люди скорее предпочтут походить на Мегадевка с Клеоном, чем на авторов трагедий о них. Даже думая, что Мегадевк с Клеоном никогда не существовали.

– Ибо, как я уже говорил, невежество для людей привлекательнее знания. Но, быть может, через тысячу лет люди станут умнее нынешних и предпочтут разум силе.

– Сомневаюсь. Раз уж минувших тысячелетий для этого не хватило...

– Значит нужно стать сразу героем и поэтом, – рассмеялся Энекл. – Написал о самом себе – и тебя чествуют вдвойне. Подумай об этом, Диоклет.

– Клянусь лирой Мелии, удачная мысль! – хохотнул Феспей. Диоклет улыбнулся, но бросил на товарища настороженный взгляд. Среди вещей, что Диоклет брал с собой в походы, имелся некий тубус для папирусов. Он не говорил, что хранилось внутри, но Энеклу как-то удалось мельком взглянуть на содержимое. Насколько он сумел понять, это было нечто вроде хроники их пребывания в Архене с описанием народов и земель. Разумеется, Энекл сохранил всё втайне, но от небольшой подначки не удержался.

– Непременно задумаюсь, – сказал Диоклет. – Так что же было дальше с царём и Шалумишем? Ты написал пьесу о Нарменнар, так?