Эйнемида I. Семена раздора.

– Бессмертные боги, эфериянин учит этелийца блюсти целомудрие бёдер! Видно вскоре небо с землёй поменяются местами, рыбы выйдут на сушу, а коровы и козы научаться плавать под водой. Каждый, знаешь ли, прокладывает себе дорогу в жизни, чем может. У кого-то есть доблесть, у кого-то происхождение, у кого-то богатство, у кого-то крепкие кулаки. У меня ничего этого нет, есть только мой дар, а с этим пробиться непросто, так что, если кто-то предлагает подтолкнуть сзади, привиредничать не приходится. Был бы я кифаред или декламатор, ещё можно было бы проявлять норов, но театральное представление без серебра и покровителей не поставишь. Так что, можно сказать, своё целомудрие я бросил на алтарь искусства.

– Ну и как там было, на алтаре? – саркастически ухмыльнулся Энекл. – Не жёстко?

– Я бы даже спросил, не очень ли давило на спину? – добавил Диоклет, смеясь.

– Да вы знаете, совсем нет. Было мягко и удобно. Дело в том, что любовный пыл царя угас прежде, чем дошло до дела, если появлялся вообще. В этом я его, кстати, прекрасно понимаю: скажите, что может быть возбуждающего страсть в мужской заднице? То ли дело пленительные девичьи бёдра, стройный лебяжий стан, сочные груди и нежные губы, словно алаффский коралл... Впрочем, что это я? Увлёкся… Ладно, говоря короче, всё вышло даже лучше, чем предполагалось. Задница осталось нетронутой, но моя покладистость пришлась царю по душе, так что с тех пор моё искусство оплачивается полной мерой, да и мне перепадает. Вы бы видели, что я приготовил для «Стратинского мыса»! Всего не расскажу, чтобы не испортить впечатление, но будет даже настоящая морская битва! Земляного масла для иллюминации закупили сто бочек и привезли танцоров меча, обученых в самом Веррене...

– Про это потом расскажешь, – нетерпеливо махнул рукой Энекл. – Ты лучше говори, что там дальше было. Что-то я пока не вижу, каким боком эта твоя история относится к сыну Сарруна.

– Так слушай дальше. Итак, расстались мы с царём неплохо, хотя он и был расстроен – видать вбил себе в голову, что утончённый человек не любить мальчиков не может, благо многие эйнемы именно так и считают. Как там, у Полифипа: «...а кто к прелести юнцов равнодушен, тот должен быть по праву отнесён не к людям, но к скотам, понимания красоты лишённым». Я, конечно, заверил царя, что это всё чушь, но, по-моему, он не поверил. Так или иначе, я отправился к себе, но не успел я отойти от первого в жизни неудачного любовного свидания, как на пороге появился Шалумиш, сын Сарруна хаз-Болг собственной персоной. Боги, это надо было видеть: с кинжалом в руке, красный от злости, глаза навыкате, кричал, бранился, угрожал, называл шлюхой и развратником, а потом бросил кинжал, сел на пол и разрыдался. Словами не описать, как я был поражён, когда понял, что это ни что иное, как сцена ревности. Клянусь лирой Мелии, если я узнаю, что жена Сарруна не была добродетельна, я не удивлюсь. Впрочем, это на моё счастье: разгневай я так самого Сарруна, сейчас не сидел бы здесь, а беседовал на дне Закара с родственниками той рыбы, что нам несут.

Исходящий ароматным парком свежеизжаренный карп, водружённый поверх запечённого с орехами лука-порея и обложенный солёными лимонами, точно осаждённая крепость вражьим войском, лёг на стол, и беседа прервалась, ибо непросто поддерживать разговор с битком набитым ртом.

– Ну так вот, – откинувшись на стул продолжил Феспей, когда от карпа остались лишь куча костей, хвост и бессмысленно вытаращившаяся голова. – Представьте себе какая выдалась ночка. Сперва чуть не возлёг с мужчиной, а теперь мужчина сидит на моём пороге и рыдает, словно девица. Хочешь не хочешь, пришлось его успокаивать, отпаивать вином, давать главную эйнемскую клятву, что между нами с царём нет любви...

– Какую клятву? – переспросил Энекл.

– Да я её там же и придумал, переиначил какой-то особо выспренный стих Эвриала. После такого неотразимого довода он мне поверил, да настолько, что поведал всю историю своей позорного, для мидонянина, пристрастия, весьма, надо сказать, трогательную. В общем, кое-как мне удалось его успокоить, а успокоившись, он тут же стал просить меня научить, как добиться любви. Он возомнил, будто я очень хорошо разбираюсь в таких вещах, и разубедить его не получилось.

– Любопытно, – хмыкнул Диоклет. – И как ты поступил?

– Пришлось соглашаться. Во-первых, кто знает, как бы он себя повёл, откажи я ему, а во-вторых, иметь в должниках царского любимца – дело очень неплохое.

– Как же ты собрался ему помогать? – усмехнулся Энекл. – Сам же говоришь, царь оказался к этому совсем не склонен.

– Угу, вот именно об этом я тогда и думал. Согласиться-то я согласился, но как это осуществить? Мои способности к обольщению мужчин, как вы помните, оставляли желать лучшего, так что я понятия не имел, что делать дальше. Кого-то это досадное затруднение поставило бы в тупик, но не Феспея, сына Тинасодора. «Если я не знаю, как обольщать мужчин, значит мне нужен тот, кто знает!» – решил я и на следующий же день, взяв с собой Шалумиша, направился прямиком к Нире.