Эйнемида I. Семена раздора.

– Да, – ответил Сосфен, не сводя глаз с алтаря. Кто из герийцев не узнал бы священные царские предметы? Булава Хорола, прародителя царского рода, помнящая жар его рук. Ни один из нынешних мастеров не смог бы сказать, из чего она изготовлена, ибо её отлили ученики Геола Горовержца в колоссальных подземных кузнях Шестого Острова. Это чудесное оружие принёс на берега Эферены воитель Диол, от него оно досталось сыну, неистовому Хоролу. С нею в руках Хорол вёл свой народ в Великом Странствовании, ею сразил чудовищного змея Эрехну и с нею же бросился на саму Даяру. Единственная выщербина на безупречной поверхности оружия осталась вечным напоминанием о том, что некогда его подняли на бессмертного. Восхищённая буйным нравом воителя, Даяра возлегла с ним, и от их союза пошёл дом Аэропидов, а в знак власти над Герией она вручила Хоролу Каменный венец. Обе царские драгоценности касались бессмертной, во всей Герии не было предмета священнее.

– Это святыни твоего рода, – сказала Талая. – Я знаю, ты честный человек и никогда не изменял своему слову. Сейчас, здесь, перед своими предками, ты положишь руку на эти священные реликвии и дашь мне вашу герийскую клятву – змеёй и камнем. Ты поклянёшься принять моего сына как своего царя и владыку, быть верным ему и его делу, ни действием, ни бездействием не допустить ему ущерба, а если он погибнет – отмстить за его смерть кому бы то ни было. Я сама произнесу текст клятвы, ты будешь повторять за мной. Клятва будет скреплена кровью – Эпифан принёс всё необходимое. Если ты сделаешь это, я больше никогда не отдам приказа убить Кинану или как-то навредить ей, разве что она будет пытаться причинить вред моему сыну. Ты согласен?

– Ты хорошо подготовилась, – после долгого молчания сказал Сосфен. – Ты и твой евнух, вы изучили наши обычаи, но знаешь ли ты, что клятва на крови, змеёй и камнем – не простой пустяк, иначе бы её не требовали и не давали так редко? Её не нарушить, это принесёт горе и клятвопреступнику и тем, кого он любит, но тому, кто её принимает предстоит тяжкое страдание. Ты знаешь это, Талая? Ты готова к этому?

– Да, я готова. Ради блага сына я готова даже умереть. Страдания я переживу – ради моего Аминты.

– Бывает, самое страшное – жить после пережитых страданий, – глухо промолвил Сосфен. – Что ж, я сделаю как ты желаешь, но при одном условии: мой сын и моя племянница должны быть живы. Если хоть один из них умрёт, действие договора прекращается

Талая тревожно посмотрела на евнуха, тот развёл руками.

– Хорошо, мы договорились, – кивнула она – Ты готов принести клятву?

Сосфен прикоснулся рукой к алтарю, ощущая дикую силу, таящуюся в глубине древнего камня. Молча взирали предки, не сумевшие помочь своим наследникам в этот день – чёрный день для дома Аэропидов.

«Прости, девочка, я сделал всё что мог, – подумал Сосфен, не замечая подходящего с тонким стилетом евнуха. – Иначе было нельзя, но всё же, прости меня».

***

Тёмная кровь пузырится на вишнёвых губах, капельки пота блестят на нежной коже, огромные жгуче-чёрные глаза, уже начинающие подёргиваться мутной пеленой, нежно смотрят на Кинану.

– Нейя, зачем? Зачем ты это сделала? – собственный голос слышится словно со стороны, перед глазами мгла, сквозь которую тёмными драгоценными камнями блестят глаза умирающего ребёнка. Ребёнка, погибшего ради неё.

– Потому, что я люблю тебя, Кинана, – ласково улыбается девочка. – И тебя, Гриел, – она протягивает руку здоровяку, и тот хватает тоненькие пальчики, как голодный краюху хлеба, как тонущий – обломок мачты. – И вас всех...

– И я люблю тебя, Нейя, – исступлённо шепчет Гриел. – Люблю, всегда буду любить.

Слёзы в глазах у каждого: у смешливого Келесса, у хладнокровного Хресия, отводят взгляд даже атталовы гетайры. Горе стеклянным куполом накрыло собравшихся вокруг умирающей девочки. Всё, за пределами этой незримой преграды, кажется нереальным, похожим на сон, голоса и звуки доносятся, глухо, точно издалека.

– Ну? – требовательно спросил кого-то Аттал. Он снова совершенно трезв, лицо злое и собранное, даже подчинённые опасаются попасться разъярённому командиру на глаза.

– Ушёл, поганец, – незнакомый хриплый голос, горский выговор. – Ловок бегать, пёсий сын, а на коне в эти виноградники не сунешься – и ему ноги переломаешь, и себе шею.

– Пошли всадников объехать поле. Где-то же он вылезет.

– Уже сделано, агемарх-стратег, да это без толку. Поля едва не до гор тянутся, их окружать – полной стратии мало.

– И ты говоришь, ничего об этом не знал?

– Клянусь, агемарх-стратег, – сбивчиво ответил Аркипп ­– стражник, что донёс о побеге. – Мне сказали ехать с эпитрит-лохагом Брилом и, если надо, опознать беглецов. Ничего больше!

– И почему я должен тебе верить?

– Господин, я всего лишь стражник. Кто бы мне о таком сообщил? Да ты же сам видел – я был удивлён не меньше прочих. И потом, это ведь я помог остановить драку!