Эйнемида I. Семена раздора.

Плоскоземелец оказался наездником не из последних: цепляясь руками и ногами, он удержался на коне и сам схватился за Нурала. Такой борьбы Энеклу прежде видеть не доводилось: кони, точно танцуя, двигались по кругу, а всадники пытались стянуть друг друга на землю, то дёргая вперёд, то толкая назад. Наконец Цэчон, ловко ухватив Нурала за пояс, рванул на себя, и мидонянин, перелетев через круп вражеского коня, тяжело упал на землю.

Не нужно было быть знатоком конного боя, чтобы понять: дело плохо. Цэчон, явно красуясь, отъехал в сторону, не спеша доставая из ножен сильно расширенный к острию меч. Нурал всё-таки поднялся, но с заметным трудом, было видно, что он еле держится на ногах. Левой рукой Нурал опирался на топор, как на костыль, правую же держал, неестественно выгнув локоть. Шапка слетела с его головы, и вьющиеся чёрные волосы волной рассыпались по плечам.

Цэчон хищно рассмеялся. Его рука дёрнула поводья, и конь сорвался с места. Меч плоскоземельца взлетел к небу. Соплеменники Цэчона одобрительно завыли и заулюлюкали, мрачные мидоняне смотрели молча, кто-то раздражённо ругался сквозь зубы.

Когда Цэчон приблизился почти вплотную, Нурал резко упал на колено, и навстречу плоскоземельцу змеёй взметнулось копьё – его же собственное оружие, оброненное в схватке. Длинное сверкающее остриё по самое древко вошло в конскую грудь, и над полем боя пронеслось отчаянное ржание. Ошеломлённый болью и испугом, скакун встал на дыбы, пытаясь вырвать смертоносное жало, но Нурал крепче вонзил копьё и упёр тупой конец оружия в землю, насадив бедное животное точно на кол.

Цэчон вновь показал себя превосходным наездником. Он умудрялся не падать всё то время, пока его конь, захлёбываясь ржанием, неистово бился на пронзившем грудь копье. Наконец, древко не выдержало, раздался громкий треск ломающегося дерева и конь со всадником полетели наземь. Нурал, чья слабость оказалась притворством, осторожно обогнул бьющегося в агонии скакуна, и, с топором наготове, устремился к ошеломлённому Цэчону.

Плоскоземелец успел прийти в себя. Не вставая с земли, он ударил Нурала ногой под колено, и тот, выронив топор, рухнул лицом вперёд. В руке Цэчона сверкнул нож, но Нурал поймав удар предплечьем, спихнул противника с себя. Цэчон вновь ударил ногой, прибивая мидонянина к земле, и снова занёс нож, но тут боги окончательно отвернулись от плоскоземельца. Бешено храпящий и катающийся по земле конь оказался прямо за его спиной, тяжёлое копыто ударило Цэчона в голень, и он с криком упал навзничь. Колено Нурала тут же вонзилось в грудь врага, припечатав к земле. Сорвав с хрипящего плоскоземельца рогатый шлем, мидонянин, точно дубиной, бил им несчастного по лицу, пока тот не затих. Убедившись, что враг больше не дышит, Нурал подобрал с земли свой топор, и, прихватив рогатый шлем в качестве трофея, прихрамывая побрёл к своим.

***

Храмы Марузаха – мидонийского владыки подземного мира и покровителя врачевания – всегда производили на Энекла гнетущее впечатление. Мрачное помещение, едва освещаемое зелёным пламенем светильников, тихий, едва уловимый шёпот то и дело пробегает по залу, в тёмных углах шевелятся бесформенные тени, посередине – огромный базальтовый череп с пылающими зелёным огнём глазницами, а перед ним – чёрный алтарь с костями и могильным прахом. Диоклет утверждал, будто мидонийский Марузах – это эйнемский Эретерос, равно как и прочие мидонийские боги – те же самые эйнемские, только зовутся иначе. Возможно и так, но храмы Эретероса с виду куда приличнее.

Святилище в Палаллу было небольшим, но ничуть не менее жутким, чем прочие. Пройдя сквозь погружённый во мрак пронаос, Энекл и Нурал очутились в главном помещении, утопающем в клубящейся зеленоватой мгле. Из отбрасываемой колонной тени навстречу им выросла согбенная фигура с искривлённым посохом.

– Мы приветствуем славного воителя, – прошипел сутулый худой старец в чёрной юбке до пола и с высоким зелёным колпаком на голове. Шею жреца украшало ожерелье в виде черепов и костей, жутковато белеющее в темноте.

– Мой почёт непостижимому Марузаху и его молчаливой супруге, а вам, жрецы, мой привет, – ответил Нурал. – Ты знаешь, зачем мы пришли?

– Следуйте за мной.

Они прошли сквозь скрытую в темноте боковую дверцу, за которой обнаружилось просторное помещение с десятком лежанок для больных и раненых. Жрец проводил посетителей в отгороженную ширмами часть больницы, где держали гостей поважнее.

– Как он? Может говорить? – спросил Нурал.

– Дикарь ещё слаб, но, милостью Марузаха, жизнь его вне опасности. Ты сможешь с ним поговорить. Он сам просил тебя позвать.

– Он говорит по-мидонийски?

– Дурно, но разобрать можно.