Егор Гайдар

«Гайдар: Я хотел бы предложить членам нового правительства взять на себя такой набор очень простых и естественных обязательств на то время, пока они в нем будут пребывать.

Ельцин: Чтобы действительно могли бы называться правительством народного доверия.

Гайдар: Я предлагаю объявить жесткий мораторий на занятие любыми видами коммерческой деятельности.

Ельцин: Каждого члена правительства касается.

Гайдар: Я предлагаю отказаться от участия в приватизации собственности… отказаться… от улучшения жилищных условий…

Ельцин: У вас еще была декларация.

Гайдар: Да, и декларация. Все члены правительства добровольно представляют декларацию о доходах».

Леонид Григорьев – то ли в шутку, то ли всерьез – подал реплику: «Это можно, если правительство удержится». Публика заволновалась – а как быть иногородним?

Всю эту немного пафосную мизансцену разбавила реплика министра иностранных дел Андрея Козырева.

– Борис Николаевич, – сказал он, несмело подняв руку. – А я вот со своей пожилой мамой собираюсь съезжаться, квартиру обменять на пятикомнатную. Это ничего, как вы думаете?

Ельцин с трудом сдержал улыбку:

«Ну, смотрите, что важнее: пост министра или такой вопрос?»

Гайдар подал реплику под смех в зале: «Честно говоря, я не думаю, что мы очень много продержимся в этом правительстве».

Ельцин: «Нет, надо все-таки верить в лучшее будущее. Безусловно, иначе трудно будет морально работать».

Михаил Полторанин вступил в разговор: «Вообще от всего этого немного попахивает детским садом».

Для человека, который потом, когда все закончится, на каждом перекрестке будет поливать грязью правительство реформ и рассказывать небылицы про Ельцина, эта реплика была естественной.

Правительство Гайдара в результате четко придерживалось этих принципов. До такой степени четко, что после отставки Егора кто-то остался работать в аппарате ровно для того, чтобы теперь, после его отставки, улучшить, наконец, жилищные условия.

Борис Николаевич еще и еще раз приглядывался к Егору: насколько прочен его человеческий материал? Не слишком ли молод? Каково с ним будет взаимодействовать?

«…Понятно было, что предлагается и как это сделать… – эмоционально вспоминал через много лет Геннадий Бурбулис гайдаровскую концепцию, которая легла на стол Ельцину. – Проходим раз – Борис Николаевич: “Не могу. Как же так? Что, только так и не иначе?” – “Только так”. – “А есть другая возможность?” – “Нет”. И каждый день, пока мы теряем время на обсуждение, эти другие возможности безвозвратно тают, тают… Но финал такой: Ельцин говорит – если ничего другого нет, значит, будем делать так. Точка…»

Почему Гайдар смог убедить Ельцина? Версия Бурбулиса:

«…Он видит молодое дарование, которое достаточно спокойно и очень четко излагает свои взгляды, в отличие от разного калибра косноязычных невежд, от которых ему за эти полтора года пришлось наслушаться всякой самоуверенной болтовни. Он получает убедительные ответы на сложнейшие вопросы и при этом еще и перечень мероприятий, как это сделать.

…У Ельцина мощный слух на то, что называется социальной глубиной. Он смотрит внутрь человека. Они еще немножечко там вспомнили “наши свердловские корни”: дедушка Бажов, улица Чапаева, детство Егора, “Малахитовая шкатулка”… Это какое-то редчайшее братание. Вдруг получается: мы из одних земель, из одной вулканической породы, одного корня… Потом, Гайдар – романтик. Вот этот утопизм, мифология большевистской удали, служения идее тоже в этом парне присутствует. И этот код историко-культурный и социально-романтичный – все спрессовалось.

Вот эти три фактора: во-первых, ясность программы, во-вторых, четкость личностная, где сочетание хорошего ума с практичной волей, и эти предпосылки, историко-культурные коды: Бажов, Гайдар…»

Однако не все так безоблачно в этой схеме их межличностного взаимодействия (по Бурбулису):

«Не знаю насчет шока, но очарование было. И возникшее следом как бы покровительственное доверие. Он в Егоре почувствовал какую-то близость. Кстати, потом, когда какие-то головоломки возникали и ему надо было быстро принять какое-то решение, он все чаще передоверял это Егору, а сам дистанцировался. Это была уже обратная сторона возникшего доверия. Как только появился Егор, сам Ельцин стал быстро уставать, не мог дотошно вникать в суть проблем. Для меня это было удивительно, но еще больше я удивлялся, когда Егор очень быстро это принял…»

Итак, решение было принято.

Да, оно было принято. В это трудно было поверить… но оно было принято. Малоизвестный широкой публике, не имеющий никакого имени в политике молодой экономист стал вице-премьером, поначалу – министром экономики и финансов (вскоре министерство разделили на два, министром экономики стал Андрей Нечаев); в марте статус Егора вырос до первого зампреда, в июне – до и. о. председателя правительства.

Переведем дух и посмотрим – каковы же реальные обстоятельства того времени, как все это было обставлено и на каком фоне происходило.