«Итак… – продолжает Бурбулис, – я приезжаю в Сочи (это уже октябрь 1991-го. –
Да, Бурбулису была нужна внятная экономическая аналитика, но не просто с констатациями, а с уже вариантами выхода из кризиса, с «дорожной картой».
Ни о каких постах в исполнительной власти речи тем не менее не шло ни в одном разговоре с Бурбулисом. Однако уже в этот период Гайдара и команду не могла не посещать простая мысль: а кто же именно будет программу реализовывать?
Ответа на этот вопрос не было пока совершенно.
Еще в марте 1991-го, до падения СССР, как вспоминал Сергей Васильев, состоялся очередной международный семинар по переходной экономике в Париже, который проводил французский ученый Ален Мадлен, будущий министр экономики Франции: «Там были Машиц, Глазьев, Авен, Гайдар… Когда мы ехали в аэропорт, Петя Авен подсел ко мне в автобусе и начал говорить о том, что нам надо готовиться к тому, чтобы войти в правительство, потому что Валентин Павлов (глава правительства СССР, пришедший после Николая Рыжкова, член ГКЧП позднее, запомнившийся населению конфискационной денежной реформой. –
Это был польский сценарий «шоковой терапии» 1989 года: последнее коммунистическое правительство освобождает цены, первое либеральное занимается финансовой стабилизацией.
Интересно, что похожие надежды были у группы Явлинского. Об этом свидетельствует эпизод, что называется, из личной жизни молодых ребят.
Осенью 1991-го член команды Явлинского Сергей Иваненко, передавая, как тогда было принято у молодых семей, детскую кроватку члену команды Гайдара Владимиру Мау, высказался в том смысле, что «вот сейчас вам придется отпускать цены, потом вас снесут и придем уже мы делать нормальные реформы».
Мау передал этот разговор Гайдару. Посмеялись…
А вот еще один эпизод, характеризующий атмосферу того тревожного, но полного надежд ожидания. «В июне 1991-го Гайдар, навестив команду Глазкова в Репино (эта группа работала над так и не реализованным проектом Ленинградской зоны свободного предпринимательства. –
Опять посмеялись.
Однако именно в этой схеме рассуждали тогда буквально все – приходит первое либеральное правительство, «команда камикадзе», она освобождает цены, принимает ряд других назревших, срочно необходимых указов – и уходит, а следующее правительство работает уже на этой, подготовленной ею почве.
Точно так же жил в этой схеме и сам Гайдар – он не планировал приходить в политику надолго.
Впрочем, то, что 1991 год разом смел все прежние иерархии и традиции, было и так понятно.
В сентябре рабочая группа, первоначально состоявшая из замов Гайдара по Институту экономики переходного периода Владимира Машица и Андрея Нечаева, совсем молодого Андрея Вавилова, Константина Кагаловского, тогда уже работавшего представителем России в международных финансовых организациях, а также Алексея Головкова, засела на 15-й даче в поселке правительства РСФСР «Архангельское». Бурбулис предложил им писать программу. Еще одну программу – сколько их уже было в жизни молодого Гайдара! Однако сейчас, уже в иных исторических условиях, была надежда, что
Вскоре состоялась знаменитая встреча Ельцина и Гайдара.
…У Егора была одна интересная особенность. Будучи человеком не слишком общительным (помните это – «никогда не стремлюсь к избыточному общению с людьми»?), он магическим образом людей к себе притягивал.
Это было редкое сочетание – сильной замкнутости и мощного обаяния. Как это работало? Скорее всего, то была смесь – идеальной внутренней дистанции, которую Гайдар держал интуитивно в разговоре с любым человеком, и природного демократизма. Плюс его речь, которая ярко свидетельствовала о совершенно особом типе интеллекта.