А у самого ВЭБа деньги есть? Формально – да. Счета внешторгов и экспортирующих предприятий, еще вклады людей. Только этих денег уже нет. Как нет? Как-как… все проср…, все ушло сюда – и тыкает в таблицу…
Я понимал, что валютное положение страны должно быть не очень. Всего я ожидал, но такого! Сверхдержава-банкрот. Банкрот с ядерным оружием. Это просто невероятно. И ни с какой стороны ничего больше не возьмешь – и так взяли уже то, на что прав никаких не имели. По существу ограбили клиентов – и людей, и компании. ВЭБ сам – полный банкрот. Через те же 5 недель. А ведь сам-то внешний долг СССР не так уж велик, не мог он довести ситуацию до ручки. Страшная правда заключалась в том, что величина долга просто уже не имела значения. Имел значение дошедший до предела распад всей внешнеторговой деятельности СССР. Прекратились даже минимальные поступления валюты – все их увели из союзного ВЭБа республики и сами внешторги. И платить стало нечем.
Могу ли я взять таблицу? Важный вопрос. Если у меня в руках не будет этого документа – я не смогу сам никому ничего объяснить… В ответ – безразлично: бери. Типа не жалко. Типа, ну и что ты с ней будешь делать? Я сам еще не знал – что…»
Поразительное было время. Очкарик, который ездил на метро и, как все, выстаивал очереди с талонами на детское питание для ребенка, парень, не имевший никакого внятного удостоверения на руках (внештатный советник) – добился через Явлинского встречи с Горбачевым, от Горбачева – встречи с Джоном Мейджором (тогда Великобритания председательствовала в «семерке», в G-7), полетел в Лондон, предъявил премьер-министру те самые документы («совершенно секретные»!), договорился «в принципе» о реструктуризации долгов… (Интересно описание этой встречи на Даунинг-стрит и то, как всё выше поднимались у Мейджора брови по мере чтения документа.)
Но, увы, ничему из благих намерений уже не суждено было сбыться. За оставшиеся до 1 января недели золотовалютный запас СССР растаял окончательно. Давайте теперь обратим внимание уже на сами цифры.
«Вдруг информация по золоту недостоверна? Я начал дергать Явлинского, он еще кого-то там… Наконец часов в 8 вечера какой-то фельдъегерь (не знаю, как точно назывались тогда эти ребята) привез мне толстый запечатанный конверт. И даже не попросил за него расписаться. Сказал, что велено просто передать, и всё. Я испугался, что привезли какую-то туфту, и проводив егеря, с нетерпением распечатал его. Все, что мне надо, там было. И на каждой странице стоял большой красный штамп: “Совершенно секретно”…
Я засел за изучение. И увидел, как золотой запас страны растворился за годы перестройки, что еще не заложенного где-то золота осталось на самом деле 240 тонн. Мне уже объяснили к тому времени, что центробанки не продают золото друг другу, а закладывают его, а потом просто не выполняют обязательств по выкупу. Вот она, динамика. Поступление. Расход. Все выглядит вполне правдоподобно. Я знал западные оценки в 5–6 тыс. тонн, иногда скромнее, но меньше 3–4 тыс. тонн не давал никто. А оказалось – что почти ничего и нет. 240 тонн не спасали ни в каком виде, не затыкали ни одну из дыр. Один из 4 моих пунктов спасения СССР от валютного дефолта оказался пустышкой (Михайлов предлагал немедленно продать все золото, как средство спасения от валютного дефолта. –
А теперь предоставим слово уже Егору Гайдару. В книге «Гибель империи» он цитирует закрытые правительственные документы, которые ему удалось раздобыть уже после 1991 года:
«Председатель Государственного комитета СССР по закупкам продовольственных ресурсов М. Тимошишин – в правительство СССР (май 1991 года): “В настоящее время запасы хлебопродуктов крайне ограничены. Остаток муки по состоянию на 21 мая с. г. в целом по Союзу составил 1,5 млн. тонн, или на 15 дней обеспечения потребностей страны”».
Дело в том, что СССР, по традиции, покупал десятки миллионов тонн зерна – в других странах (США, Канаде, странах Латинской Америки). Сокращение доходов от нефтедобычи – эту динамику Гайдар подробно разбирает в своей книге, – а затем и неизбежный валютный дефолт привели к тому, что зерно купить было уже не на что.
А вот эта запись – из дневника помощника президента СССР Анатолия Черняева. 31 марта 1991 года, воскресенье: