Егор Гайдар

Григорий Явлинский, работавший вице-премьером в российском правительстве с июля по ноябрь 1990 года, затем перешел в межреспубликанский комитет по управлению народным хозяйством, союзную структуру, где он проработал с конца августа по конец декабря 1991 года. Комитет был призван в ближайшее время заключить некий «межреспубликанский хозяйственный договор», упорядочить финансовую систему, ну, в общем, как-то свести концы с концами. Спасти, если говорить прямо, Советский Союз. Однако все союзные министры, управленцы, специалисты после событий путча находились в глубоком параличе. Явлинский позвал за собой молодых ребят из своей команды (у него, как и у Гайдара, был свой экспертно-консультационный коллектив, назывался он «Эпицентр») – Алексея Михайлова, Михаила Задорнова.

Как и гайдаровцы, они свято верили, что им что-то удастся сделать.

…Забегая вперед скажем: и Явлинский, и Михайлов, и другие члены команды станут на все последующие десятилетия яростными критиками гайдаровских реформ. Как и – с несколько иных позиций – Андрей Илларионов. С энергией, достойной, наверное, лучшего применения, они будут разоблачать, клеймить Гайдара в статьях, книгах, исследованиях, блогах и публичных выступлениях. Пепел Клааса, как у героя Шарля Костера Тиля Уленшпигеля, будет стучать в сердце многих из них практически до самого конца политической биографии.

Поэтому отметим, что рассказ одного из них (Алексея Михайлова), который мы приводим ниже, – о том, как складывалась финансовая ситуация осенью 1991 года, – написан довольно яростным идейным врагом Гайдара.

Итак, через много лет Михайлов в своем личном блоге так описывал эти события:

«Я не верил в то, что путч окажется успешным. Был уверен в тупиковости того, чего хотят путчисты, и что мог, то и делал для его провала. Написал статью в “Общую газету” (такая вышла полулегально взамен всех закрытых) с высмеиванием экономической программы ГКЧП. Потому что говорить о ней серьезно было невозможно. Экономическая ситуация в стране была уже критической, финансы разваливались, предприятия стали неуправляемы, налоги не платились, а те, что платились – пытались забрать себе республики, планирование умерло, бюджет разваливался. Что было с внешними долгами – было совершенно неизвестно. Старый мир уже умер, а новый еще не возник».

Собственно, о них – внешних долгах – и пойдет дальше речь.

Совсем молодой еще парень, экономист Леша Михайлов начал, на свой страх и риск, собственное расследование:

«Я приехал в ВЭБ на проспект, названный позже проспектом Сахарова, выяснить ситуацию. Был уже вечер. Кабинет был огромен – наверное, метров 100 квадратных. А может, мне так просто показалось. В дальнем углу сидел человек. В кабинете было страшно надымлено. Не просто пахло сигаретами. Дальний угол, в котором сидел за столом человек, в этом дыму и разглядеть-то было трудно. Да еще освещение какое-то неполное, мрачноватое.

Я был готов к тому, что это не последний кабинет, который придется посетить. Что придется снова идти к Явлинскому и вместе с ним – к Горбачеву. Требовать, что-то кому-то доказывать, объяснять, зачем мне это надо… Но все сложилось совсем не так, как я ожидал.

Разговор начался с того, что хозяин кабинета, не говоря ни слова, налил в хрустальные стаканы коньяка: “Выпьем”. Утвердительно, не вопросительно. Из закуски – только толсто порезанный лимон.

Начало настораживало. Наверное, есть причины, подумал я. И решил не отказываться от коньяка. А как еще установить контакт? Все работники союзных ведомств сейчас пьют горькую и понятия не имеют, что с ними будет…

Вместо слов он положил передо мной компьютерную распечатку и смотрел, пойму ли я в ней что-то. Я не понял. Несколько столбиков каких-то цифр, по датам на месяц вперед. В “шапке” – английские аббревиатуры. Он объяснил.

Точка Х, – сказал он. – Вот она. 5 недель. Денег нет, СССР больше не сможет обслуживать свои долги.

Он не сказал, что это дефолт. Он сказал, что это п…ц. Он не говорил, что надо делать. Он ждал моей реакции… Я предложил налить еще. В общем, мы и не заметили, как прикончили ту бутылку. Я часа два пытал его: что да почему, как так сложилось, где деньги? А он разводил руками и говорил, что х… его знает.

Я его – про золото, а он за это не отвечает и не знает ни х…, потому что это сов. секретно.

Я его спрашиваю, можно ли перенести куда-то платежи? Он отвечает четко и ясно, как ни разу в этом разговоре:

– Нет. Все, что можно перенести – я уже перенес.

Можно ли отказаться от каких-то расходов? Тут уже не от чего отказываться. Тут остались только платежи по долгам СССР.

А какие вообще ожидаются поступления? Никаких поступлений. Внешторги (государственные экспортно-импортные конторы) уже давно не получают от нас денег и свалили на х… То есть как-то организуют свои операции вне наших счетов – что-то через Россию, что-то через заграницу… И поступления от них прекратились. А может, просто ни х… не делают больше – не знаю. Знаю, что из-за нас они влезли в долги на несколько миллиардов долларов. Потому, что по их поручениям мы платить уже перестали.