Егор Гайдар

7 октября 1979 года, в жуткую погоду, в день брежневской Конституции, принятой двумя годами раньше, три молодых человека отвлеклись от сельскохозяйственных занятий и занялись привычным делом – обсуждением «блеска и нищеты» советской экономики. Чубайс пытался увидеть в постановлении «здравый смысл». Юрий Ярмагаев, выпускник матмеха ЛГУ, горячий молодой человек в очках, отличавшийся радикально антикоммунистическими взглядами, требовал не «гуманитарных», а логически-математических доказательств. Григорий Глазков, выпускник экономфака ЛГУ, вообще был человеком, который все вокруг пытался анализировать и подвергать сомнению. Спор под проливным дождем продолжался не один час. Но было ли о чем спорить?

«Центральная идея и определенное нововведение, пожалуй, состояли в том, чтобы завязать экономические стимулы не вообще на выполнение плана по валовым показателям, а на “конечные результаты”. Можно сказать, что под “конечными результатами” понималось удовлетворение спроса», – писал потом об этом партийно-правительственном документе Евгений Ясин в книге «Российская экономика».

Советский идеологический вокабуляр был сложной системой псевдонимов и сокрытых смыслов. Прямо говорить о «рыночной экономике» еще было невозможно.

Ярмагаев и Глазков убеждали Чубайса, что постановление – пшик и предложенные властью механизмы работать «все равно не будут». «А ты докажи!» – запальчиво спорил Чубайс. Рациональных доказательств у Глазкова и Ярмагаева не было. Единственный аргумент, который мог привести Глазков, носил скорее метафорический характер: «Пружины в нем нет». И это было чистой правдой.

Однако сам этот спор в совхозе «Бор», под дождем и снегом, трех вчерашних студентов, которые грузят мешками мерзлую картошку, конечно, завораживает. Зачем, господи боже мой, так горячо они обсуждают постановление партии и правительства? Что они в нем вычитывают? Что там такого интересного? И почему даже в этот спор (на картошке, о постановлении партии и правительства!) категорически не могут включить никого четвертого или пятого, хотя кому-то, быть может, в нем интересно было бы поучаствовать?

Ответ на второй вопрос прост – они тут не доверяют больше никому. По крайней мере – пока.

Но почему именно это партийное постановление с зубодробительным названием вызвало их горячий спор?

Дело в том, что то был еще один, довольно запоздалый всплеск интереса к «рыночным методам» – интереса, так сказать, «сверху». То есть из Совета министров, из политбюро, из ЦК партии. Да-да. Именно оттуда идет эта очередная попытка совместить коня и трепетную лань – рыночные механизмы и социалистическое планирование. Попытка сделать неповоротливую, плохо растущую, страшно неэффективную советскую экономику чуть поприличнее, что ли. Хотя бы по статистическим показателям. Найти в ней новые «внутренние ресурсы». Найти ту самую «пружину», с помощью которой можно запустить процесс оздоровления – чтобы не было этого адского дефицита продовольствия на полках, диспропорций финансовой системы, вечного «долгостроя» с забытыми на годы котлованами строек, разрушенными стенами новых цехов и заводов, гниющими под дождем импортными станками, купленными за валюту, который объясняется гигантскими инвестициями в промышленность, никак не обоснованными экономически.

Но как именно это сделать?

Не помогает ни пресловутый «щекинский метод», ни «бригадный подряд», ни натужно внедряемый «хозрасчет» (сотни статей в «Правде» и «Известиях», тысячи статей в региональной партийной прессе, сотни и тысячи совещаний, призывов, постановлений, лозунгов, брошюрок, методичек, диссертаций и докладов – нет, не помогают, увы). Невозможно внедрить что-то «рыночное» в одном экономическом узле и не внедрять в другом. Потому что это общий, единый экономический механизм. Если на одной фабрике или в одной бригаде будут прилично зарабатывать и показывать хорошие результаты, а на другой – нет, это все кошкины слезы.

Однако эта эпоха недореформ все-таки родила одну очень важную вещь: «сверху вниз» был запущен сигнал.

Ищите! Изучайте!

Ищите новые методы, подходы, концепции, изучайте чужой опыт (стран социалистического блока), пишите статьи, книги – действуйте, работайте! Вон вас там сколько, в ваших этих НИИ.

Вот именно на таком фоне и родился ленинградский и московский кружок молодых экономистов. Кружок, впоследствии прославившийся в истории как «семинар на Змеиной горке», хотя проводились эти семинары в самых разных местах, очень часто дома, неформально и даже полуподпольно. Что не помешало этой самой спортбазе «Змеиная горка» войти в российскую историю и стать брендом кружка, который постепенно становился общим, московско-ленинградским.

Как же это было? Ну вот конкретно – как именно это происходило?