Важной чертой этого интеллектуального подполья, пышно расцветшей культуры неофициальных семинаров и лекций было не только их крайне быстрое распространение. Важно было еще и то, что все они были «междисциплинарными», то есть не останавливались на изучении какой-то одной дисциплины.
Приемы концептуального искусства переносились в поэзию. Математические модели – в литературоведение тартуской школы. Оккультизм и мистика – в изучение исторических закономерностей в южинском кружке. Уследить за этим полетом мысли «кураторам» из КГБ было не так уж просто. Может, еще и в этом была причина, что их до поры до времени не трогали. Они ведь не объявляют
Пока трогать их не будем. Вот этим довольно сильно отличалась атмосфера в обществе от ситуации 60-х и даже ранних 70-х годов. «Кружковщина», по умолчанию, была разрешена.
Однако это – в Москве. Далеко не все так безоблачно и «по-вегетариански» было, например, в Ленинграде, в институте, в котором учился и где потом работал Анатолий Чубайс, – Инженерно-экономическом, на кафедре экономики исследований и разработок.
– Уже году в 1980-м, – вспоминает он, – образовался кружок, в котором мы изучали нэп (новую экономическую политику 20-х годов в СССР. –
Наверняка, до «неосторожных» студентов, друзей Толи Чубайса, дошла и книга Отто Лациса «Перелом» – в виде отрывков, цитат, а может быть, и полной рукописи.
Почему, кстати, их заинтересовал именно нэп?
Это был единственный пример того, как рыночные механизмы встраивались в систему советского государства. И пример очень успешный! За несколько лет тогдашним советским властям удалось сбалансировать финансовую систему, накормить народ, начать промышленный рост (заметим в скобках – без бесплатной рабочей силы в виде узников ГУЛАГа). Потом все это было резко оборвано сталинским «переломом».
Сам интерес к нэпу, к 20-м годам был в те годы крамолой. Вообще обсуждение любых альтернативных моделей экономики было тогда крамолой. Экономика находилась слишком близко к политике.
Обсуждение поэтому шло в довольно закрытом, почти конспиративном режиме, порой в самых неожиданных местах.
…Осенью 1979 года 24-летний аспирант Инженерно-экономического института Анатолий Чубайс руководил погрузкой и разгрузкой картофеля в совхозе «Бор».
Трудновато, кстати, объяснить сегодняшнему молодому человеку, почему аспирант, даже без пяти минут кандидат наук руководит в совхозе погрузкой и разгрузкой картофеля. То есть можно, конечно, посмотреть внимательно фильм «Гараж» (там есть эпизод про это), прослушать песню Высоцкого, найти серию про овощебазу в сериале «Следствие ведут знатоки», но в целом… в целом все равно картина получается слегка неясной. Почему, черт возьми, на этой самой овощебазе, в ее гигантских помещениях, несмотря на все усилия и вложения, постоянно царит запах гнилья, и урожай всё равно «не довозят» до прилавка, а в магазинах продают вымерзшую, подгнившую картошку? Ответ очень прост: потому что крестьянам не разрешают выращивать на своих подсобных участках картофель на продажу и напрямую сдавать его в магазины. Не дают накормить городское население хотя бы картошкой.
Как показала дальнейшая экономическая реальность, в частности, реальность 90-х, они, конечно, вполне могли бы прокормить город. Но – нельзя. А почему нельзя? А потому что будет «социальное неравенство» и «личное обогащение». Собственно, именно поэтому Чубайс и его друзья (с Гайдаром они познакомятся чуть позднее) обсуждают это «на картошке». Толя затеял тогда спор о плюсах и минусах постановления ЦК КПСС и Совмина Союза № 695 «Об улучшении планирования и усиления воздействия хозяйственного механизма на повышение эффективности производства и качества работы».