Его Высочество Пиц. Узы

– Да, во всяком случае ничего другого и не остается, мы ведь не знаем, кто первоисточник… Даже для семейства дяди Миши это было бы чересчур! – он задумался. – Люди слабы, им нравится верить в прегрешения других из-за собственного несовершенства. Тогда и они вроде не такие уж пропащие. Удивительно, но поверить в чистоту, невинность, искренность человека сложнее, потому как по себе судим… Мало нам, что тонем в зловонном болоте собственных грехов, так еще и то, что светлое, обляпаем вымышленной грязью. Сколько уж я настрадался от клеветников и сплетников, но, похоже, конца этому не будет. Господи, помилуй! Ненавидящих и обидящих нас прости, Господи Человеколюбче!

Элла положила свою руку на руку мужа. Теперь он был не один.

– Главное, чтобы эта гадость до Пица не дошла… – и снова Сергей переживал не о себе, а о брате. – Мыслимо ли все это вынести? Никто из этих пустобрехов даже представить не может ту неделю ада в Ильинском…

– Это стало моим ночным кошмаром! Почти каждую ночь я пытаюсь спасти Аликс, но всякий раз оказываюсь бессильная… – в глазах супруги Сергей увидел страдание. – А что с родильным приютом? Хотя бы каким-то несчастным мы сможем помочь…

– Я уже поручил Степанову и Форбрихеру разработать проект для Ильинского.

– Ясли добавили?

– Да, все нашли твое предложение весьма полезным!

– Аликс была бы довольна такой памятью о себе! Даже после смерти, она будет нести добро, спасая крестьянских рожениц и младенцев…

На этом беседу о благотворительных делах пришлось закончить, поскольку Мари, заскучав от непонятных взрослых обсуждений, начала проявлять нетерпение. Сергей с Эллой уселись читать Беби книжку.

V

Из Тобольской губернии, где он уже несколько лет работал чиновником по крестьянским делам 2‑го участка Курганского округа, приехал навестить овдовевшую мать брат Ольги, Сергей Карнович. После смерти отца в апреле, он старался бывать у Ольги Васильевны с каждой оказией. Мать, несмотря на потерю, держалась замечательно, оставаясь такой же активной и деятельной, со своими традиционными причудами. Перед тем, как поставить свечу в храме, она обжигала ее со всех сторон. Одному Богу было известно, что это значило. Но сей ритуал стал частью ее рутины, и, если б она вдруг прекратила давать пламени облизывать всю свечу, впору было бы забеспокоиться, что не так.

К чаю приехали обе дочери с внуками, кроме крошечной Муни, у которой довольно болезненно лезли зубы.

– Что у вас нового, дамы? – по-свойски поинтересовался Сергей, когда Ольга Васильевна ушла отдыхать.

– Все по-прежнему, с Божьей помощью, – Любаша не особенно рвалась откровенничать с братом, который всегда был ближе Лёле – два артиста.

– Ты, наверное, слышал, что у командующего нашего полка умерла жена при родах? Я хорошо знала ее. Она бывала на моих приемах. Такая молодая, веселая… Не могу поверить…

– Эта новость всех шокировала! Чудовищно! Как он держится?

– Уехал за границу поправлять здоровье. На него страшно было смотреть!

– Что-то подсказывает мне, что вы поможете ему вернуться к жизни.

– Всенепременно! Ты меня знаешь, я и мертвого расшевелю! – засмеялась Лёля.

– Несчастный вдовец! Несдобровать ему теперь, – старшая сестра не без оснований имела сомнения в деликатности Ольги. – Имейте уважение к горю, дайте ему время оплакать супругу. Не забывайте про траур!

Любовь Валериановна была недовольна фривольным душком, все больше и больше окутывающим имя ее сестры. Лёля никогда не была парфеткой, но разгульный образ жизни, о котором не говорил лишь ленивый, даже для нее был уже чересчур. К чему опускаться до уровня какой-то дамы полусвета.

– А что у тебя? Как служба? Как супруга? – тут же сменила тему Ольга, смекнув, что в случае продолжения есть шанс нарваться на длинные, нудные воспитательные проповеди.

– Ничего интересного. Театр – единственное мое утешение. В этом году играли «Праздничный сон до обеда» и комедию-шутку «Звезду падучую». Практикуюсь в режиссуре.

Вдруг в комнату ввалилась ревущая Марианна, в сопровождении старшего брата, сестры и няни.

– Бабака, бабака, – рыдала малышка.

– Что случилось? – строго спросила мать няню.

– Лезла в бабушкину комнату, на нее и шикнули…… – по-рыцарски встал на защиту няни шестилетний Саша. В семье Карновичей бабушку на деревенский манер называяли бабакой.

– Это кто это у нас такая хорошенькая Бабака? – Сергей подхватил на руки племянницу. – Загляденье, а не Бабака! А какие у нас черные глазки! Ох, берегитесь столичные женихи и принцы заморские!

Девочка тут же успокоилась и заулыбалась.

– Бабака! – покатился со смеху Саша.

– Бабака, Бабака, – подхватила маленькая Оля.

Любашина одиннадцатилетняя дочь, которую, вы не поверите, тоже звали Ольгой не из-за скудности фантазии родителей, а из-за традиции называть детей в честь бабушек и дедушек, лишь ухмыльнулась.

– Теперь ребенку от этого прозвища не избавиться, – Лёля недовольно забрала девочку из рук Сергея. – Благодарю тебя, братец!

VI