Две судьбы

We had arrived in London at what is called "the height of the season."	Мы прибыли в Лондон, как говорится, "в самый разгар сезона".
Among the operatic attractions of that year-I am writing of the days when the ballet was still a popular form of public entertainment-there was a certain dancer whose grace and beauty were the objects of universal admiration.	В числе театральных сенсаций в том году, я говорю о времени, когда балет был еще любимым видом общественных увеселений, была танцовщица, красота и грация которой вызывали всеобщий восторг.
I was asked if I had seen her, wherever I went, until my social position, as the one man who was indifferent to the reigning goddess of the stage, became quite unendurable.	Куда бы я ни показывался, меня осаждали вопросами, видел ли я ее. Мое положение в обществе, как человека равнодушного к царствующей богине подмостков, стало наконец просто невыносимо.
On the next occasion when I was invited to take a seat in a friend's box, I accepted the proposal; and (far from willingly) I went the way of the world-in other words, I went to the opera.	Убедившись в этом, я принял первое же приглашение в ложу хороших знакомых и (далеко не охотно) сделал то же, что и все другие, - я поехал в оперу.
The first part of the performance had concluded when we got to the theater, and the ballet had not yet begun.	Первая часть представления только что кончилась, когда мы вошли в театр, а балет еще не начинался.
My friends amused themselves with looking for familiar faces in the boxes and stalls.	Мои знакомые занялись осмотром партера и лож, отыскивая знакомые лица.
I took a chair in a corner and waited, with my mind far away from the theater, from the dancing that was to come.	Я сел на стул в уголке и ждал, блуждая мыслями далеко от театра и предстоящего балета.
The lady who sat nearest to me (like ladies in general) disliked the neighborhood of a silent man.	Дама, сидевшая ближе всех ко мне (как свойственно дамам вообще), нашла неприятным соседство человека, который молчит.
She determined to make me talk to her.	Она вознамерилась заставить меня разговориться.
"Do tell me, Mr. Germaine," she said. "Did you ever see a theater anywhere so full as this theater is to-night?"	- Скажите, мистер Джермень, - обратилась она ко мне, - видели вы где нибудь театр такой полный, как этот сегодня?
She handed me her opera-glass as she spoke.	Она подала мне с этим словами свою зрительную трубу.
I moved to the front of the box to look at the audience.	Я прошел вперед, чтобы осмотреть публику.
It was certainty a wonderful sight.	Бесспорно, зрелище представлялось удивительное.
Every available atom of space (as I gradually raised the glass from the floor to the ceiling of the building) appeared to be occupied.	Каждое малейшее пространство, каким, по видимому, можно было воспользоваться, было занято (когда я постепенно обводил зрительной трубой все ярусы, от партера до райка).
Looking upward and upward, my range of view gradually reached the gallery.	Поднимая все выше и выше трубу, я наконец достиг уровня галереи.
Even at that distance, the excellent glass which had been put into my hands brought the faces of the audience close to me.	Даже на этом громадном расстоянии превосходные стекла показывали мне лица зрителей, точно они были поблизости.