Пиппин затих. Теперь он лежал спокойно, но сон к нему по-прежнему не шел, и его не особенно вдохновляло тихое посапывание Мерри, который уснул через несколько секунд после того, как пожелал ему спокойной ночи. Чем спокойнее становилось вокруг, тем навязчивей делалась мысль о темном шаре. Пиппин снова ощущал в руках его тяжесть, видел его таинственные красные глубины, куда на мгновение заглянул. Хоббит повернулся на другой бок и постарался найти иной предмет для размышлений.
Наконец он понял, что больше не выдержит, встал и огляделся. Было прохладно, и он плотнее завернулся в плащ. Над лощиной сияла белая холодная луна, кусты отбрасывали черные тени. Все вокруг спали. Караульных не было видно: возможно, они поднялись на холм или укрылись в зарослях. Влекомый непонятным порывом, Пиппин осторожно подошел к лежащему Гэндальфу и посмотрел на него. Чародей как будто бы спал, но веки его были сомкнуты не плотно, за длинными ресницами блестели глаза. Пиппин торопливо сделал шаг назад. Однако Гэндальф не шелохнулся, и Пиппин, едва ли не вопреки собственной воле, вновь подкрался к чародею и встал над его головой. Гэндальф был завернут в одеяло, а поверх укрыт плащом; рядом, между правым боком чародея и его согнутой рукой, возвышалось что-то круглое, обернутое в темную ткань. Рука Гэндальфа только что соскользнула с этого предмета на землю.
Едва дыша, Пиппин шаг за шагом подбирался ближе. Наконец он опустился на колени, воровато протянул руки к свертку и медленно поднял его. Тот оказался не таким тяжелым, как ожидал хоббит. «Наверное, просто узел с разными пустяками», — подумал Пиппин со странным облегчением, но сверток на место не вернул. Мгновение он стоял, сжимая его в руках. Затем его осенило. Он на цыпочках отбежал, нашел большой камень и вернулся.
Хоббит быстро снял ткань, в которую был завернут шар, завернул в нее камень и, опустившись на колени, положил под руку чародею. Потом наконец взглянул на извлеченный из ткани предмет. Это был он – у колен хоббита лежал ничем не прикрытый гладкий хрустальный шар, сейчас темный и мертвый. Пиппин поднял его, торопливо укутал в собственный плащ и повернулся, чтобы идти к свой постели. В этот миг Гэндальф во сне пошевелился и пробормотал несколько слов на каком-то незнакомом языке; рука его зашарила по земле и нащупала сверток с камнем. Гэндальф вздохнул и больше не шевелился.
— Ослиная башка! — выругал себя Пиппин. — Ты наживешь большие неприятности. Положи на место! — Но вдруг он почувствовал, что колени его дрожат и он не смеет приблизиться к чародею, чтобы подменить сверток. «Теперь мне не удастся положить его обратно, не разбудив Гэндальфа, — подумал Пиппин, — по крайней мере пока я немного не успокоюсь. Лучше уж вначале взглянуть на шар. Но только не здесь!» Он крадучись отошел в сторону и сел на зеленую кочку неподалеку от своего папоротникового ложа. Через край лощины заглядывала луна.
Пиппин уселся, высоко подняв колени, и зажал между ними шар. Низко склонившись над ним, хоббит вдруг стал похож на жадного мальчишку, склонившегося в уголке, тайком от всех, над тарелкой с едой. Он раздвинул складки плаща и посмотрел на шар. Воздух вокруг, казалось, загустел и застыл. Вначале шар был темным, черным, как агат, лишь лунный свет блестел на его поверхности. Затем в его глубине что-то слабо засветилось и зашевелилось, и взгляд Пиппина намертво прикипел к шару. Вскоре все внутри хрустальной сферы было охвачено огнем; шар завертелся – или это вращалось пламя у него внутри. Неожиданно огни погасли. Пиппин задрожал и хотел выпрямиться, но не сумел и согнулся над шаром, сжимая его обеими руками. Он наклонялся все ниже и вдруг замер, губы его беззвучно зашевелились. Внезапно Пиппин со сдавленным криком повалился навзничь и остался лежать неподвижно.
На его пронзительный крик по откосам сбежали караульные. Вскоре весь лагерь был на ногах.
— Значит, вот кто вор! — сказал Гэндальф и торопливо набросил на шар свой плащ. — Но ты, Пиппин! Какой печальный поворот событий! — Он опустился на колени у тела Пиппина: хоббит неподвижно лежал на спине, устремив незрячие глаза в небо. — Дьявольщина! Какой вред он причинил – себе и всем нам? — Лицо чародея было угрюмым и изможденным.
Он взял Пиппина за руку и наклонился к его лицу, прислушиваясь к дыханию, потом положил ладонь хоббиту на лоб. Пиппин вздрогнул. Глаза его закрылись. Он вскрикнул – и сел, недоуменно оглядывая бледные в лунном свете лица собравшихся вокруг него.
— Это не для вас, Саруман! — выкрикнул он пронзительным мертвым голосом, отшатываясь от Гэндальфа. — Я пошлю за ним немедленно. Понимаете? Скажите! — он попытался было вскочить и убежать, однако Гэндальф мягко, но крепко удержал его.
— Перегрин Тук! — велел он. — Вернись!
Хоббит обмяк и упал на землю, не отпуская руки чародея.
— Гэндальф! — воскликнул он. — Гэндальф! Простите!
— Простить? — переспросил чародей. — Вначале расскажите мне, что вы натворили.