Пиппин некоторое время молчал. Он слышал, как Гэндальф, покуда Обгоняющий Тень промахивает милю за милей, тихонько мурлычет обрывки песенок на разных языках. Наконец чародей запел песню, из которой Пиппину удалось разобрать с десяток слов. Сквозь шум ветра он расслышал несколько строк:
— Что вы там бормочете, Гэндальф? — спросил Пиппин.
— Я просто вспоминал Песни-Предания, — ответил чародей. — Хоббиты, вероятно, их забыли, даже если и знали когда-то.
— Нет, не все, — возразил Пиппин. — К тому же у нас есть много своих, которые вас, возможно, не заинтересуют. Но эту я никогда не слышал. О чем она – что это за Семь Звезд и Семь Камней?
— О
— А что это такое?
— Слово «палантир» означает
— Значит, он сделан не... сделан... — Пиппин заколебался. — ...не Врагом?
— Нет, — сказал Гэндальф. — И не Саруманом. Это не под силу ни ему, ни Саурону.
— Для чего их использовали люди древности? — поинтересовался Пиппин, обрадованный и удивленный тем, что получил ответы на такое множество вопросов, и задумался, сколько еще удастся узнать.
— Чтобы видеть далеко и мысленно беседовать друг с другом, — объяснил Гэндальф. — Благодаря палантирам они долго сохраняли королевство Гондор единым. Они установили эти Камни в Минас-Аноре, в Минас-Итиле и в Ортанке, в Кольце Исенгарда. Главный палантир держали в Звездном Куполе Осгилиата до его разрушения. Три остальных – далеко на Севере. В доме Эльронда говорят, что палантиры были и в Аннуминасе и на Амон-Суле, а Камень Элендиля хранился на Башенных холмах, которые смотрят на Митлонд, на залив Луне, где покоятся серые корабли.
Каждый
Кто знает, где теперь лежат пропавшие Камни из Арнора и Гондора, погребены они в земле или утоплены в водной пучине? Но Саурон завладел по крайней мере одним из них и приспособил для своих целей. Я думаю, это Камень из Итиля, ибо Саурон давно захватил Минас-Итиль и превратил его в оплот зла. Теперь он зовется Минас-Моргул.
Легко догадаться, как быстро поймали и удержали блуждающий взгляд Сарумана, как с тех пор издалека пошли непрестанные уговоры и увещания, а когда увещания не помогали – принуждение. Кусающий укушен, ястреб угодил в когти к орлу, паук запутался в стальной паутине! Хотел бы я знать, давно ли его вынудили постоянно приходить к Камню для допросов и приказов, коль скоро Камень из Ортанка теперь так настроен на Барад-Дур, что кто бы ни взглянул в него – если только его воля не тверже алмаза, – Камень вмиг завладеет его разумом и взглядом. А как он притягивает! Разве я не почувствовал это? Даже сейчас сердце мое стремится к Камню, мне хочется испытать свою волю, проверить, смогу ли я устоять против него и увидеть то, что захочу, – морские просторы и времена Тириона Прекрасного, постичь невообразимое искусство и душу феаноров за работой, когда еще цвели Белое и Золотое Деревья! — Гэндальф вздохнул и замолчал.
— Мне бы знать это раньше, — вздохнул Пиппин. — Я сам не знал, что делаю.
— Нет, знал, — возразил Гэндальф. — Ты знал, что поступаешь дурно и глупо и сказал себе об этом, но не пожелал слушать. Я прежде не рассказывал тебе об этом, потому что, лишь обдумав случившееся, сам понял все до конца. Но даже если бы я заговорил раньше, это не уменьшило бы твоего желания, не облегчило бы борьбу. Напротив! Нет, нужно обжечься, чтобы научиться чему-то. Только тогда советы насчет огня доходят до сердца.