— Едва ли, — ответил Гэндальф, — хотя все висело на волоске. Но у меня были причины стараться — из жалости и не только. Сперва Саруману показали, что власть его голоса слабеет. Нельзя быть сразу и тираном, и советником. Когда заговор созрел, он не может оставаться тайной. И все же Саруман угодил в ловушку и попытался опутать свои жертвы по одной, пока остальные слушали. Потом я предоставил Саруману последнюю прекрасную возможность — отказаться и от Мордора, и от собственных замыслов и, помогая нам, загладить свою вину. Он знает, что нам нужно. И мог бы принести большую пользу. Но Саруман предпочел отказаться и сохранить за собой Ортанк. Он не хочет слушать, хочет только приказывать и распоряжаться. Он живет теперь в ужасе перед тенью Мордора, но все еще надеется обуздать бурю. Несчастный глупец! Он погибнет, если могущественный Восток потянется к Исенгарду. Мы не можем разрушить Ортанк извне, но Саурон... кто знает, на что он способен?
— А если Саурон не победит? Что вы сделаете с Саруманом? — спросил Пиппин.
— Я? Ничего! — ответил Гэндальф. — Я ничего с ним не сделаю. Мне не нужна власть. Что станет с Саруманом? Не знаю. Мне горько, что в этой башне гниет столько хорошего. Но наши дела пока идут неплохо. Повороты судьбы непредсказуемы! Нередко ненависть сама себя разит. Думаю, даже если бы мы вошли в Ортанк, то вряд ли нашли бы что-нибудь ценнее шара, брошенного в нас Змеиным Языком.
Из открытого окна в вышине донесся пронзительный вопль, внезапно оборвавшийся.
— Кажется, Саруман согласен со мной, — усмехнулся Гэндальф. — Идемте! Оставим их.
Они вернулись к развалинам ворот. И не успели пройти под аркой, как из тени меж грудами камней вышли стоявшие там Древобородый и еще дюжина энтов. Арагорн, Гимли и Леголас с удивлением воззрились на них.
— Вот три моих товарища, Древобородый, — сказал Гэндальф. — Я рассказывал о них, но вы еще не знакомы. — И он представил их одного за другим.
Старый энт смотрел на них долго и внимательно и переговорил с каждым. В последнюю очередь он обратился к Леголасу. — Значит, вы пришли из Мерквуда, мой славный эльф? Когда-то это был очень большой лес!
— Он по-прежнему велик, — сказал Леголас. — Но не настолько, чтобы мы, его обитатели, утомились от вида новых деревьев. Я бы очень хотел побывать в лесу Фангорн. Я прошел только по его опушке, но мне очень не хотелось уходить от него.
Глаза Древобородого довольно блеснули. — Надеюсь, ваше желание осуществится раньше, чем эти холмы состарятся, — сказал он.
— Я приду, если судьбе будет угодно, — пообещал Леголас. — Я договорился со своим другом, что если все кончится хорошо, мы с ним вместе посетим Фангорн — с вашего позволения.
— Любого эльфа, пришедшего с вами, ждет радушный прием, — сказал Древобородый.
— Друг, о котором я говорю, не эльф, — уточнил Леголас. — Я вот о нем — о Гимли, сыне Глойна. — Гимли низко поклонился, и топор, выскользнув у него из-за пояса, лязгнул о землю.
— Хум, хм! Вон что! — сказал Древобородый, мрачно глядя на Гимли. — Гном с топором! Хум! Я хорошо отношусь к эльфам, но вы просите слишком много! Что за странная дружба!
— Может, и странная, — согласился Леголас, — но пока Гимли жив, я не приду в Фангорн один. Его топор предназначен не для деревьев, а для оркских шей, О Фангорн, хозяин леса Фангорн! Сорок два орка зарубил он в битве.
— Ху! Это более приятная новость! — обрадовался Древобородый. — Ну, ну, пусть все идет своим чередом, незачем торопить события. А сейчас мы должны на некоторое время расстаться. День на исходе, однако Гэндальф говорит, что вы должны уйти до наступления ночи, а повелитель Марки хочет поскорее вернуться в свой дом.
— Да, мы должны идти, и сейчас же, — подтвердил Гэндальф. — Боюсь, нам придется забрать у вас хранителей ворот. Но вы отлично справитесь и без них.
— Может, и справлюсь, — сказал Древобородый, — но мне будет их не хватать. Мы так быстро подружились, что мне показалось, будто я стал торопыгой — а может, впал в детство. Но ведь они первая новость, какую я увидел под солнцем и луной за много-много лет. Я их не забуду. Я внес их имена в длинный список. И энты будут их помнить:
— Они останутся нашими друзьями, пока будут обновляться листья. Прощайте! Но если узнаете в вашей приятной земле, в Шире, новости, пошлите мне весточку! Вы знаете, о чем я: что-нибудь об энтинках. Приходите сами, если сможете.
— Придем! — хором пообещали Мерри и Пиппин и торопливо отвернулись. Древобородый некоторое время молча смотрел на них, задумчиво покачивая головой. Потом обернулся к Гэндальфу.
— Значит, Саруман не уйдет? — сказал он. — Я так и думал. Его сердце прогнило, как у черного хуорна. И все же будь я побежден, а все мои деревья уничтожены, и я не вышел бы, покуда оставалась бы хоть одна темная нора, чтобы прятаться.