— Я... я взял шар и заглянул в него, — запинаясь, проговорил Пиппин, — и увидел страшные вещи. И испугался. Я хотел уйти, но не смог. А потом пришел Он и начал меня расспрашивать. И Он глядел на меня и... и... Это все, что я помню.
— Так не пойдет, — строго сказал чародей. — Что ты увидел и чего наговорил?
Пиппин закрыл глаза и задрожал, но ничего не сказал. Все, кроме отвернувшегося Мерри, молча смотрели на него. Лицо Гэндальфа оставалось суровым. — Говори! — приказал он.
И Пиппин заговорил – тихо, запинаясь, но постепенно его речь становилась все яснее и выразительнее. — Я увидел темное небо и высокую крепость, — заговорил он, — и крошечные звезды. Все это казалось очень далеким и очень древним, но ясным и четким. Тут звезды заморгали – их затмили крылатые существа. Наверное, очень большие. Но в стекле они были похожи на летучих мышей, вьющихся вокруг башни. Их было, кажется, девять. Одно полетело прямо на меня, становясь все больше и больше. Это было ужасно – нет, нет! Я не могу говорить!
Я хотел убежать: мне показалось, что сейчас оно вылетит. Но, закрыв собой весь шар, оно исчезло. Потом пришел Он. Он не говорил... словами. Он просто смотрел, и я его понимал.
«Так ты вернулся? Почему не докладывал так долго?»
Я смолчал. Он спросил: «Кто ты?» Я по-прежнему не отвечал, но это причиняло мне ужасную боль. Он не отставал, и я ответил: «Хоббит!»
Неожиданно он словно увидел меня и рассмеялся. Это был жестокий смех. Меня точно резало ножами. Я боролся. Но он сказал: «Подожди, мы еще встретимся. Скажи Саруману, что это лакомство не для него. Я немедленно пошлю за ним. Ты понял? Скажи!»
Он пожирал меня глазами. Я чувствовал, что распадаюсь на кусочки. Нет! Нет! Я больше не могу говорить. Я больше ничего не помню!
— Посмотри на меня! — воскликнул Гэндальф.
Пиппин посмотрел прямо ему в глаза. Чародей некоторое время молча выдерживал его взгляд. Потом лицо его смягчилось, и на нем появилась тень улыбки. Он ласково положил руку на голову Пиппина.
— Ладно! — сказал он. — Больше ничего не говори! Вопреки моим опасениям, в твоих глазах нет лжи. Он недолго говорил с тобой. Дураком ты был, дураком остался, Перегрин Тук, но ты честный дурак. Умник, возможно, на твоем месте навредил бы сильнее. Но запомни! Ты и твои друзья спаслись благодаря редкостной удаче. Ты не можешь рассчитывать на то же вторично. Если бы он расспрашивал тебя дольше, ты на погибель всем нам рассказал бы все, что знаешь. Но он был чересчур нетерпелив. Ему нужны были не только сведения, ему нужен был
Он осторожно поднял Пиппина и отнес на постель. Мерри пошел следом и сел рядом с другом. — Лежи и отдыхай, если можешь, Пиппин, — сказал Гэндальф. — Верь мне. Если снова почувствуешь зуд в руках, скажи! Такие вещи излечимы. Но, как бы ни было, хоббит, голубчик, впредь не суй мне камней под бок! А теперь я ненадолго оставлю вас вдвоем.
С этими словами Гэндальф вернулся к остальным – те по-прежнему стояли в тревожной задумчивости вокруг камня из Ортанка. — Опасность приходит ночью, когда ее меньше всего ждут, — сказал Гэндальф. — Мы едва спаслись!
— Как хоббит – Пиппин? — спросил Арагорн.
— Думаю, теперь все будет хорошо, — ответил Гэндальф. — Он недолго подвергался испытанию, а у хоббитов поразительная способность забывать плохое. Вероятно, память о случившемся или ужас перед ним быстро поблекнут. Может быть, слишком быстро. Не возьмете ли камень Ортанка на хранение, Арагорн? Это опасное поручение.
— Конечно, опасное, но не для всех, — ответил Арагорн. — Есть тот, кто может заявить права на этот шар. Ибо это, несомненно, ортанкский
Гэндальф взглянул на Арагорна. Затем, к удивлению прочих, поднял завернутый камень и с поклоном протянул Арагорну.
— Примите его, господин! — сказал он, — в залог всего, что еще должно быть возвращено вам. Но если мне будет позволено дать совет, не пользуйтесь этим шаром – до поры! Будьте осторожны!
— Когда это я, кто столько лет ждал и готовился, проявлял поспешность или неосмотрительность? — спросил Арагорн.
— До сих пор никогда. Так не споткнитесь же в конце пути, — ответил Гэндальф. — По крайней мере, храните эту вещь в тайне. Это касается и всех прочих, стоящих здесь! Прежде всего: хоббит Перегрин не должен знать, где этот камень. Его вновь может обуять зло. Ибо, увы! он держал его и глядел в него, что никак не должно было случиться! Еще в Исенгарде ему ни в коем случае не следовало притрагиваться к Камню, а мне надо было проявить чуть больше проворства. Но я думал о Сарумане и потому не сразу догадался о природе Камня. А потом я устал, и, когда лег поразмыслить, сон овладел мной. Но теперь я знаю!