Две крепости

— Спокойствие! — сказал Саруман, и на краткий миг голос его утратил прежнюю мягкость и вкрадчивость, а в глазах блеснул и пропал огонек. — Пока я говорю не с вами, Гимли, сын Глойна! Ваш дом далеко, и вас мало касаются тревоги и заботы этих земель. Но вы вмешались во все это не по собственному умыслу, а посему я не ставлю вам в вину ту роль, что вы сыграли, — сыграли доблестно, вне всяких сомнений. Но прошу вас: позвольте мне вначале поговорить с королем Рохана, моим соседом и некогда другом.

Что скажете, король Теоден? Сохраните ли вы мир со мной, и тогда все мои знания, накопленные за много лет, будут к вашим услугам? Объединим ли мы мудрость против черных дней и загладим взаимные оскорбления такой приязнью, что наши земли расцветут пуще прежнего?

Теоден по-прежнему не отвечал. С чем он боролся, с гневом или сомнением, никто не мог сказать. Заговорил Эомер.

— Повелитель, выслушайте меня! Вот опасность, о которой нас предупреждали. Неужто мы добились победы, чтобы в изумлении стоять перед старым лжецом, с чьего раздвоенного языка капает мед? Так говорил бы с гончими загнанный волк, если бы умел. Какую помощь он сможет оказать вам? Он хочет лишь выпутаться из трудного положения. Неужели вы станете вести переговоры с этим архипредателем и убийцей? Вспомните Теодреда у Бродов и могилу Хамы в Пропасти Хельма!

— Если речь зашла о ядовитых языках, что же сказать о вашем, юный аспид? — крикнул Саруман, и в его голосе все ясно услышали прорвавшийся на миг гнев. — Но подождите, Эомер, сын Эомунда! — продолжал он снова мягким голосом. — Каждому свое. Ваш удел — ратная доблесть, она принесет вам славу и почет. Убивайте тех, кого ваш господин назовет врагами, и довольствуйтесь этим. Не вмешивайтесь в политику, которой не понимаете. Но, может быть, если вы станете королем, вы поймете, что правитель должен тщательно выбирать себе друзей. Дружбу Сарумана и могущество Ортанка не так легко отвергнуть, какие бы обиды, подлинные или мнимые, ни встали между нами. Вы выиграли сражение, но не войну. В следующий раз вы можете обнаружить Тень Леса у своих дверей: он своенравен, бесчувствен и не любит людей.

Однако, повелитель Рохана, нужно ли называть меня убийцей, если в битве пали доблестные воины? Коль скоро вы решились воевать — без нужды, ибо я не желал войны! — воины будут гибнуть и впредь. Но если это делает меня убийцей, то и весь род Эорла запятнан невинной кровью: ваши предки вели множество войн и истребили тьмы противников. Однако не всех: кое с кем они потом заключили мир — не худшее проявление прозорливости! Вот мое слово, король Теоден: пусть между нами будут мир и дружба. Это нам решать.

— Будет мир, — хрипло и с усилием сказал наконец Теоден. В рядах всадников послышались радостные клики. Теоден поднял руку. — Да, между нами будет мир, — повторил он, и теперь его голос был ясен и чист, — когда вы сгинете вместе со всеми своими тварями... и всеми тварями вашего мрачного хозяина, которому вы хотели предать нас. Вы лжец, Саруман, и растлитель человеческих душ. Вы протягиваете мне руку, а я вижу лишь когтистую лапу Мордора. Какая жестокость, какое лицемерие! Даже если бы вы вели со мной справедливую войну — а это не так: будь вы хоть в десять раз мудрее, это не дает вам права распоряжаться мной и тем, что мне принадлежит, по своему желанию и к своей корысти, — как вы оправдали бы факелы в Вестфолде и гибель детей, что лежат там мертвыми? Ваши слуги изрубили перед воротами Хорнбурга тело Хамы уже после его смерти. Только когда вы с петлей на шее повиснете в собственном окне пищей для ворон, лишь тогда я заключу мир с вами и с Ортанком. Я говорю от имени всего дома Эорла. Пусть я недостойный потомок великих властителей, но мне нет нужды лизать вам руки. Ищите других. Впрочем, боюсь, что ваш голос утратил свое очарование.

Всадники изумленно смотрели на Теодена, словно внезапно очнулись от сна. После музыки слов Сарумана голос повелителя звучал в их ушах хриплым карканьем старого ворона. Но и Саруман так разъярился, что вышел из себя. Он перегнулся через перила, словно хотел ударить короля посохом. Многим показалось, что они видят змею, изготовившуюся для прыжка.

— Виселицы и вороны! — прошипел он, и все содрогнулись от столь отвратительной перемены. — Старый дурак! Что такое дом Эорла, как не крытый соломой вонючий сарай, где пирует шайка пьяных в дым разбойников, а их отродье возится на полу с собаками? Слишком долго они сами уходили от петли! Но она приближается — пусть медленно, зато крепкая и тугая. Все вы будете висеть в ней! — Голос Сарумана изменился: колдун мало-помалу справился с собой. — Не знаю, откуда я беру терпение говорить с вами. Ибо мне не нужен ни ты, ни кучка твоих рассыльных, которые отступают не менее резво, чем наступают, Теоден Лошадник. Когда-то давно я предлагал вам великолепие не по вашим заслугам и уму. И повторил предложение, чтобы те, кого вы ведете неверной дорогой, могли ясно увидеть выбор пути. В ответ я услышал похвальбу и брань. Да будет так. Убирайтесь к своим лачугам!