Две крепости

Фродо так устал, что едва успел договорить, как голова его упала на грудь и он уснул. Голлум, казалось, больше не боялся. Он свернулся клубком и тоже быстро уснул. Вскоре послышалось его тихое дыхание, свист воздуха, проходящего сквозь стиснутые зубы. Лежал он неподвижно, как камень. Через некоторое время, опасаясь, что уснет, если и дальше будет прислушиваться к дыханию своих спутников, Сэм встал и тихонько притронулся к Голлуму. Руки Голлума разжались и задергались, но и только. Сэм наклонился и произнес над самым его ухом: «Рыба». Ответа не было, даже дыхание Голлума осталось ровным.

Сэм почесал в затылке. — Должно быть, и впрямь спит, — пробормотал он. — И будь я подобен Голлуму, он никогда бы не проснулся. — Сэм отогнал мысли о мече и веревке, отошел и уселся рядом с хозяином.

Когда он проснулся, небо над головой было тусклым, темнее, чем когда они завтракали. Сэм вскочил. В основном по ощущению бодрости и сильному чувству голода он понял, что проспал целый день, не менее девяти часов. Фродо крепко спал, лежа на боку. Голлума не было видно. В голову Сэму полезли разнообразные нелестные эпитеты в собственный адрес, почерпнутые из обширного отцовского словаря. Потом он сообразил, что хозяин был прав: пока что караулить незачем. Оба они целы и невредимы.

— Бедняга! — с сожалением сказал он. — Интересно, куда он подевался?

— Недалеко, недалеко! — послышалось наверху. Сэм поднял голову и на фоне вечернего неба увидел большую, лопоухую голову Голлума.

— Эй, ты что там делаешь? — вскричал Сэм, чьи подозрения вспыхнули с новой силой, едва он увидел этот силуэт.

— Смеагол хочет ессть, — сказал Голлум. — Он скоро придет.

— Сию минуту вернись! — закричал Сэм. — Эй! Вернись!

От Сэмова крика Фродо проснулся и сел, протирая глаза. — Привет! — сказал он. — Что-нибудь случилось? Который час?

— Не знаю, — ответил Сэм. — Солнце уже село, так мне кажется. А этот ушел. Сказал, что хочет есть.

— Не волнуйся! — сказал Фродо. — Тут уж ничем не поможешь. Но он вернется, вот увидишь. Обещание будет удерживать его до поры. И уж во всяком случае он не захочет покинуть свое сокровище.

Фродо ничуть не рассердился, узнав, что они несколько часов спали рядом с Голлумом – очень голодным и совершенно свободным Голлумом. — Не думай о нелестных прозвищах, которыми наградил бы тебя твой старик, — сказал он, — ты умаялся, а обернулось это во благо: мы оба отдохнули. Нас ведь ждет очень трудная дорога, самая трудная за все время.

— Кстати насчет еды, — сказал Сэм. — Долго ли нам еще трудиться? И что потом? Этот дорожный хлеб отлично держит на ногах, хоть сытости в нем никакой, если вы меня понимаете – во всяком случае, на мой вкус, не в обиду эльфийским пекарям будь сказано. Но есть нужно каждый день, а наши запасы, понятно, не растут. Я думаю, нам хватит его еще недели на три, да и то придется туже затянуть пояса. До сих пор мы не очень-то экономили.

— Не знаю, долго ли идти до... до конца, — сказал Фродо. — Слишком уж мы задержались в холмах. Но, Сэмвайс Гэмджи, мой славный хоббит, друг из друзей, мне кажется, нам не стоит думать о том, что будет после того, как дело будет сделано. Сделать дело – есть ли у нас надежда на это? А если и есть, кто знает, что из этого выйдет? Если Одно отправится в Огонь, когда мы будем рядом? Я спрашиваю тебя, Сэм, понадобится ли нам когда-нибудь снова хлеб? Думаю, нет. Самое большее, что мы можем, – живыми добраться до Горы Судьбы. Но, боюсь, мне и это не под силу.

Сэм молча кивнул. Он взял руку хозяина и наклонился над ней. Не поцеловал – оросил слезами. Потом отвернулся, вытер нос рукавом, встал и заходил вокруг, пытаясь насвистывать. Между попытками он приговаривал: — Где этот проклятый Голлум?

Голлум появился очень скоро, но так тихо, что хоббиты ничего не услышали, пока он не встал перед ними. Его пальцы и лицо были перемазаны черным илом. Он что-то жевал, облизываясь. Они не спросили, что он жует, да и не хотели об этом думать.

«Червей, жуков или что-нибудь скользкое из нор, — подумал Сэм. — Брр! Отвратительное существо! Бедняга!»

Голлум не проронил ни слова, пока не напился и не вымылся в ручье. Потом подошел, облизывая губы. — Теперь лучше, — сказал он. — Мы отдохнули? Готовы идти? Славные хоббиты, они прекрасно выспались. Теперь поверили Смеаголу? Очень, очень хорошо.

Новый этап путешествия очень походил на предыдущий. Они шли, ущелье становилось все мельче, а склоны его – более пологими. Дно стало менее каменистым, под ногами появилась земля, а стены мало-помалу превращались в обычные речные берега. Ущелье начало петлять. Ночь подходила к концу, но луну и звезды скрывали облака, и о приближении дня путники догадывались лишь по слабо забрезжившему серому свету.

В холодный предрассветный час они подошли туда, где русло обрывалось. Речные берега превратились в поросшие мхом пригорки. Ручей журча сбегал с последнего выступа гниющего камня и терялся в буром болоте. Сухие тростники шумели и шуршали, хотя ветра не было.